Священный Байкал
Знаете, что больше всего трогает в читательской почте о Байкале? Беспокойство об озере, как о живом человеке: как он там, Байкал? Тревога, волнение, сострадание... Пишут и те, что живут вблизи от озера, и, что называется, за тридевять земель. Но всех их я понимаю сердцем. Сам давно живу Байкалом, еще со студенческих лет. Работал в Баргузинском заповеднике. Обошел озеро пешком — все две с лишним тысячи километров. Так чем же нам близок Байкал?
Байкал — это символ красоты и вечности. Это неотъемлемая часть нашего национального сознания. Недаром озеро называли священным. Кстати, в давнем стихотворении сибирского поэта Д. Давыдова «Думы беглеца на Байкале» не было слова «священный». Оно родилось позже, когда стихи превратились в песню. Народная любовь внесла в образ озера высокий одухотворенный смысл. Именно священный, ибо наши пращуры воспринимали Байкал как некое могучее существо, наделенное разумом.
Волею обстоятельств Байкал стал главной ареной борьбы за охрану природы. Байкальская эпопея наглядно показала — стратегия бездумного освоения природы рождает сомнительные прожектерские кампании, потому что в ней отсутствует одно важнейшее условие — глубокое научное обоснование.
Некоторые люди думают, что все началось со строительства целлюлозного комбината. Но мало кто знает о так называемой «ангарской прорези». В 1958 году коллектив столичных гидропроектировщиков под руководством главного инженера Н. Григоровича работал над проектом «комплексного использования Байкала». Проект с помощью взрыва намечал углубить русло реки Ангары, чтобы увеличить подачу воды к нижележащим гидростанциям. Уровень Байкала собирались вначале понизить на три–пять метров, а затем в течение последующих десятилетий повышать и вновь понижать с шестиметровым размахом колебаний.
Для Байкала это было равносильно смертному приговору. Позднейшие споры вокруг целлюлозных комбинатов как бы отодвинули в тень проект «широкого регулирования энергоотдачи всех гидроэлектростанций Сибири». Но то событие стало точкой отсчета в борьбе за судьбу «славного моря».
«Велик ли прок от наших мнений, газетных дискуссий?» пишут читатели. — Сколько было шума, а Байкальский и Селенгинский комбинаты все равно построили. На бумаге в порядке, а бензопилы валят прибайкальский лес. Трубы дымят. Гибнет масса рачка–эпишуры, главного биофильтра байкальской воды».
Вот уже десять лет я возглавляю Байкальскую комиссию Всероссийского общества охраны природы. И, конечно же, своими глазами видел и черные дымы над Байкалом, и реки, забитые бревнами, и ядовитые пятна на воде... Да, мы не смогли уберечь озеро от всего этого, по борьба не была бессмысленной. Только благодаря широкой общественности под знаменитый Шаман–Камень в истоке Ангары не был заложен динамит, а проект глубокой ангарской прорези бесславно канул в Лету.
Сегодня, по прошествии многих лет, можно с полным правом сказать: прогнозы ученых, предостережения писателей, общественности оказались верными. Байкальский корд для скоростной авиации себя не оправдал, он намного хуже синтетического волокна, а целлюлоза годится лишь для производства штапеля и обычных шин. И сверхчистая вода для этого совершенно не нужна. Но комбинат успел изуродовать несколько километров прекрасного байкальского лукоморья, загрязнить десятки квадратных километров акватории. Не меньшая опасность угрожает и воздушному бассейну. Разработка новых карьеров, заводской дым оказывают губительное действие на природу Байкала. Площадь ослабленных и усыхающих лесов, страдающих от пылегазовых выбросов, уже достигла полумиллиона гектаров.
Всенародная тревога за судьбу озера послужила толчком к ряду правительственных решений, направленных на сохранение бассейна озера. Были затрачены огромные средства на очистные сооружения, ужесточились нормы сброса, совершенствовалась технология очистки промышленных стоков. Лесное хозяйство расставалось с истощительными методами рубки. Прекращен молевой сплав леса по байкальским рекам, проводится очистка их русел. На берегах озера в устьях нерестовых рек построено несколько рыборазводных заводов.
Накануне XXVII съезда КПСС Центральный Комитет поручил подготовить кардинальные предложения по Байкалу. Созданная для этого комиссия обсудила «комплексные меры защиты озера» и в том числе проработала вопрос «о перепрофилировании» Байкальского целлюлозного комбината. Госплану СССР поручено подготовить новое постановление о Байкале. Совет Министров РСФСР обязал Институт проектирования городов (Гипрогор) разработать «Территориальную комплексную схему охраны природы бассейна озера Байкал» (ТерСКОП Байкал). Принято три постановления Совета Министров РСФСР об учреждении в Прибайкалье двух национальных парков и одного нового заповедника.
Каковы же дальнейшие задачи охраны Байкала? Что нужно делать для того, чтобы все начинания 1986 года были завершены в кратчайшие сроки, с предельной полнотой и обстоятельностью?
По нашему глубокому убеждению, одна из важнейших задач охраны природы Байкала — завершение формирования на его побережье сети охраняемых природных территорий и объектов: заповедников, заказников, памятников природы и национального парка.
Давайте окинем взглядом побережье. Под охраной Баргузинского заповедника находится всего 50 километров береговой полосы, а Байкальский даже не выходит к озеру — отрезан железной дорогой и автострадой. Из двух с половиной тысяч километров побережья под охраной всего около двух процентов! Ничтожно малая часть. Для сохранения местной природы, считают ученые, должно быть заповедано в 15 раз больше.
Озеро оказывает большое влияние на свое прибрежное окружение, но в то же время само зависит от него. Например, уникальным свойствам воды оно во многом обязано таежным лесам. Охраняемые природные территории, и прежде всего заповедники и национальный парк, и призваны сохранить окружающую Байкал ландшафтную сферу, от которой зависит судьба озера.
Словом, Байкалу нужна единая сеть охраняемых территорий, которой на озере нет. Надежно работают лишь два заповедника — Баргузинский и Байкальский. Байкало–Ленский и два национальных парка — Прибайкальский и Забайкальский — пока в стадии становления. Многие заказники и памятники природы существуют формально, вроде некоторых обитателей Красной книги: в список внесли, но вскоре и забыли.
Охраняемые территории Байкала приписаны к разным административным «участкам», принадлежат многим ведомствам, не имеют единого руководства. В результате само их создание встречает серьезные, иногда непреодолимые препятствия.
Почему в Байкало–Ленский заповедник отказались включить очень ценный участок берега от мыса Елохина до мыса Котельниковского? Ведь именно эта территория, ближе расположенная к зоне БАМа, требует срочной охраны. А ответ прост: заповедник должен был расположиться в пределах двух административных регионов — Иркутской области и Бурятской АССР. Именно это стало необоримой преградой.
Вот уже тридцать лет мы читаем в газетах статьи о Байкальском национальном парке. Никогда ни у кого не возникало сомнения в том, что на Байкале должен быть один, единый национальный парк и что название ему — «Байкал». Однако при проектировании парка местнические тенденции опять–таки оказались сильнее здравого смысла.
Природа не знает ни государственных, ни административных границ. Байкал и его окружение функционируют как единая экологическая система. Она живет по своим законам, которые никто не волен отменить. Как будет решена проблема административного единства Байкала, не знаем. Но мы убеждены, что уже сейчас, в ближайшее время, здесь нужно создать мощную целостную систему охраняемых природных территорий, способную защитить Байкал.
Таково веление времени.
Байкал громаден, но легко уязвим. Прекрасный мир его природы — не полигон для испытания очистных сооружений и не место для осуществления прожектерских кампаний. Байкал должен стать неодолимой преградой для экологически порочных экспериментов...
Байкал преподнес нам немало уроков, и самый важный — нравственный. Дела охраны природы сложны, противоречивы, подчас запутаны. Трудно заранее все предусмотреть, вычислить. Но есть незыблемая основа успеха — общественный контроль, гласность, демократичность.
Байкал что–то сдвинул в нашем экологическом самосознании. Кто знает, не будь его горьких уроков, северные реки могли бы повернуть вспять. А баталии вокруг Ржевского гидроузла? Даже самых «агрессивных» технократов мы с вами заставили жить с оглядкой на общественное мнение.
Свежее известие — на Байкальском целлюлозно–бумажном комбинате прекращен выпуск кормовых дрожжей. Следовательно, вредное воздействие на озеро заметно уменьшится. Все это радует нас с вами, читатель, но велит и не терять бдительности. Ведь вышеупомянутое решение, например, было принято еще в прошлом году. Но понадобились долгие месяцы, чтобы от слов перейти к делу. Крайне медленно решается вопрос о выводе многих предприятий из зоны Байкала.
Или вот, передо мной письмо от С. Климовича из Иркутска: «Буквально на днях землеройный снаряд погубил Тонкий Мыс — несколько тысяч тонн гравия и песка погрузили на баржи». Произошло это на территории Прибайкальского национального парка. Опять налицо старые болезни, которые нанесли уже немалый урон озеру: узковедомственные расчеты, бюрократизм, желание увильнуть от ответственных решений.
Хотелось бы обратиться не только к специалистам, партийным и советским органам, чья работа так или иначе связана с Байкалом, но и к широкому кругу читателей: не будем выпускать из поля зрения события на Байкале. Мы очень рассчитываем на вашу активную позицию, уважаемый читатель. Нас будет интересовать все: конкретные предложения, сигналы тревоги, общественный контроль на мостах, результаты перестройки. Мы твердо уверены: только атмосфера всеобщей озабоченности судьбой озера поможет осуществить ту обширную комплексную программу по Байкалу, что наметили партия и правительство. Настала пора действий. Время не ждет.
13 февраля 1987 г.