«Славное море» на весах чести и экономики
Беседа корреспондента «Литературной газеты» с председателем научного Совета по проблемам Байкала академиком А.А. Трофимуком
— Андрей Алексеевич, среди наших читателей много людей, которые считают, что уникум, сотворенный около 25 миллионов лет назад, дан нам не для развития целлюлозно–бумажных и прочих производств, а для наслаждения самой Природой. Эти люди хотят сохранить Байкал для себя и потомков. Есть и другая группа людей, не очень многочисленная, но тем не менее довольно активная. Им также небезразличен Байкал, но они доказывают необходимость производственного использования озера. И находят множество аргументов в обоснование хозяйственной деятельности на Байкале, безвредной, по их мнению. Есть, однако, и третья сила — Академия наук страны, народнохозяйственных решений не принимающая, но на решения влияющая и никогда не бывшая равнодушной к судьбе Байкала. «Литературной газете», в частности, хорошо известно участие сибирских ученых в борьбе за чистоту Байкала и ваша последовательная позиция в этом вопросе. Но, к сожалению, насколько я знаю, ни в одной академии нет единодушия. Одни считают — и доказывают это! — что на Байкале, как на Шипке, «все спокойно», никаких проблем, никаких опасных последствий от промышленного развития на берегах озера нет. Другие, напротив, тревожно бьют в колокол.
— Еще в 1958 году, когда на конференции по развитию производительных сил Сибири, проходившей в Иркутске, целлюлозно–бумажная промышленность впервые поставила вопрос о необходимости строительства комбината — и не где–нибудь, а на Байкале! — сибирские ученые твердо заявили: этого делать нельзя ни в коем случае. Мы уже тогда знали, что избежать загрязнений Байкала при наличии крупнейшего предприятия такого профиля не удастся: как бы хороши ни были очистные сооружения, стоки завода все равно будут нести в озеро чуждые для его фауны компоненты. Не просто чуждые, но и губительные, в частности для знаменитого рачка — эпишуры, например... Этот рачок — истинное чудо природы. Для добывания пищи отфильтрует воду. И профильтровывает всю воду Байкала в течение года до десятка раз. Современная техническая мощь не позволила бы профильтровать столько воды, сколько очищает этот самый рачок. Но у него особые требования к условиям жизни. Он хорошо себя чувствует при температуре от трех–четырех до восьми–десяти градусов тепла. Но есть предел возможных для него изменений — пять–шесть градусов. Значит, даже температурные колебания могут привести его к гибели. Что же говорить о всяких химических изменениях, увеличении в воде взвешенных инородных веществ? Стоит вмешаться в жизнедеятельность этого совершенного биологического инструмента (а рачок не одинок в выполнении своей замечательной функции), как он тотчас перестанет «работать» или вообще исчезнет...
Ученым возражали: Байкал огромен, и ничего не случится, если мы и будем загрязнять частичку моря–озера в каком–то месте. При этом, конечно, игнорировалась циркуляция вод, которая делает несостоятельной саму посылку о стабильности пораженной зоны. Еще и завода не было, а мы его промстоки иначе, как «конвейер смерти» не называли. <...>
Вообще должен заметить, что мы склонны преувеличивать значение очистных сооружений. Есть они — значит, все в порядке. А ведь это не так. Опыт последних десятилетий показывает: очистных сооружений у нас действительно построено очень много, в том числе и на Байкале, а состояние водоемов все равно ухудшается. В этом вопросе много неясностей, недоработок, недоговоренностей. Принято, в частности, считать, что наиболее опасны органические загрязнения, и поэтому все очистные сооружения ориентированы, как правило, на органику. Минеральные же соли остаются в стоках и сбрасываются в водоемы. Но сейчас и гидробиологи, и экологи накопили достаточно материалов, показывающих, что минеральные загрязнители не менее (а часто — более!) вредны, чем органические. Нужны принципиально новые технологии, а мы работаем по устаревшим, утешая себя их усовершенствованием. Все это, в сущности, было известно тогда, но...
— Но завод (затем переименованный в комбинат) был построен! Процитирую — не для вас, для читателей — строчки из опубликованных воспоминаний академика Михаила Алексеевича Лаврентьева из главки «Борьба за Байкал», где речь идет о хорошо известных вам событиях. Он рассказывает, как пытался повлиять на выбор другого места для строительства этого самого завода. И вот чем кончились его попытки: «Оставалась еще возможность использовать такой довод, как опасность и сильное удорожание строительства по причине сейсмичности. Я написал об этом письмо... Письмо было послано на заключение в Академию наук, где была создана небольшая комиссия с участием руководителей промышленности, явно заинтересованных в комбинате. Решение комиссии гласило: «В Японии строят, и нам можно».
— Да, к сожалению, в академии нашлись люди, у которых оказалась подавленной и научная, и гражданская совесть. Но сибирские ученые все равно, как могли, боролись за Байкал, и борьба эта (выступления «ЛГ» сыграли тут свою роль) некоторыми успехами все–таки увенчалась — на экологическую защиту уникального озера ассигновались значительные средства, были приняты важные постановления партии и правительства, по которым многое сделано, воспитывалось общественное мнение. Сдай мы тогда свои позиции — дело могло бы обстоять значительно хуже... А борьба шла острая. Когда мы не смогли предотвратить строительство, то начали искать спасительные решения хотя бы в рамках реально сложившейся «промышленной» ситуации. Считая, что нормативы, с которыми мог бы справиться Байкал, технически недостижимы, стали предлагать перебросить отбросы БЦБК в реку Иркут. Речь шла о вполне реальной трассе стокопровода общей протяженностью несколько десятков километров через небольшой — 70 метров — перевал.
Руководители промышленности, сопротивляясь нашей позиции, придумали свой проект переброски отходов — через хребет Хамар–Дабан. Фантастический проект — и по стоимости, и по осуществлению. Когда решение о строительстве было принято, ученых, для утешения, ориентировали так: давайте, дескать, посмотрим, что будет, масса воды огромна, не может быть, чтобы Байкал не справился со стоками единичных предприятий. Ну, а когда, дескать, увидим, что не справляется, вот тогда вы, ученые, и предложите эффективные меры.
— И наблюдения показали, что...
— Во–первых, комбинат систематически нарушает установленные ему нормы очистки. Не рискуя сильно ошибиться, скажу, что едва ли был хоть один день почти за двадцать лет его работы, когда бы там не нарушались требования по очистке. По одному, двум, десятку параметров, но нарушения есть обязательно. Во–вторых, одновременно с нарушением нормативов идет и необъективное информирование вышестоящих организаций.
В одной из записок Минлесбумпром утверждает: «Байкальский целлюлозно–бумажный комбинат полностью выдерживает первоначально утвержденные и согласованные нормативы проектных показателей на очищенные сточные воды... По мере улучшения фактических показателей сточных вод предприятию неоднократно ужесточались нормативы по содержанию различных веществ в очищенных водах».
Все это, увы, далеко от правды. Несмотря на то, что Минлесбумпром СССР действительно вложил значительные средства в совершенствование системы очистки сточных вод (десятки миллионов рублей к утвержденному плану), Госкомгидромет еще четыре года назад отмечал, что дополнительные мероприятия оказались недостаточно эффективными. Не буду усложнять беседу цифрами, скажу только, что Минлесбумпром в своих «рапортах» фактически подгоняет нормы (они менялись: есть нормы 1966 года — более жесткие, и есть нормы 1971 года — более вольготные, и вопрос этот достаточно запутан) под показатели, достигнутые очистными сооружениями комбината. Тут, грубо говоря, механизм такой: когда комбинат не выдерживает заданных показателей, он добивается их замены, введения «временных норм», отмены контроля по некоторым веществам и так далее. Все — во имя благополучной информации наверх («феномен БИ», как сказала однажды «Литературная газета» по поводу этой Благополучной Информации). Делают с показателями что хотят — во имя затушевывания истинной ситуации.
А она не радует. Сейчас на Байкале сложилось несколько районов с негативным антропогенным влиянием. Основные виновники: БЦБК, Селенгинский целлюлозно–картонный комбинат, стоки промышленного узла Улан–Удэ, сплав древесины в плотах... Но главная беда все–таки от Байкальского комбината. Даже разбавленные в десять тысяч раз промстоки комбината отрицательно влияют на жизнедеятельность обитателей озера. А атмосферные его выбросы вызывают усыхание темно–хвойных лесов Хамар–Дабана, водоохранная роль которых исключительно велика.
В документах нашего совета есть такие цифры. По ориентировочным подсчетам, оценка экономического ущерба только от БЦБК, исходя из принятых тарифов на воду, составляет 50 миллионов рублей в сутки, в то время как продукция этого предприятия оценивается в 112 миллионов рублей в год, то есть ущерб больше чем в сто раз превышает стоимость продукции комбината. Причем комбината, который до сих пор не произвел ни одного килограмма той самой кордной целлюлозы класса «супер–супер», ради которой и был построен. Ни его технология, ни сырьевая база не дают возможности получить эту экстрацеллюлозу. <...>
Словом, не предприятие, а один убыток. Ведь для той продукции, которую оно делает сейчас, нужна не местная, а привозная древесина, и она доставляется, в частности, с Дальнего Востока, что резко удорожает производство. К тому же сплавляется древесина по Байкалу и загрязняет его дополнительно. Наша позиция в отношении БЦБК состоит в следующем. Либо канализировать стоки, очищенные до стандарта питьевой воды, в Иркут (это, конечно, тоже не благо, но из дешевых вариантов этот был самым дешевым), либо — что понадежнее — перепрофилировать комбинат на другой вид производства, не имеющий промышленных стоков.
— И в то же время на всех конференциях ведутся разговоры о перспективах развития Прибайкалья и Забайкалья, чрезвычайно богатых различными полезными ископаемыми... Ближайшая перспектива — строительство апатитового завода. Тоже, мягко говоря, не подарок Байкалу...
— Да, в окрестностях Улан–Удэ планируется сооружение Ошурковского апатитового комбината. Он полностью спроектирован, можно начинать строить. Но экологическая экспертиза, хоть и проведена с опозданием, показала, что столица Бурятии будет сильно загрязнена, под ударом окажется и река Селенга, в которую попадут все сбросы этого предприятия. А на Селенге и без того два очага загрязнения. Кстати, для одного очага — Селенгинского завода — Минлесбумпром имеет готовый проект замкнутого производственного цикла, благодаря которому выброс вредных для Байкала веществ сократился бы в пять–шесть раз. Но завод очень мало делает для того, чтобы ускорить реализацию такой идеи. А ведь воды Селенги в их нынешнем состоянии не менее опасны для Байкала, чем стоки ЦБК.
— Выдержит ли река сбросы апатитового завода?
— Всем уже ясно, что это страшное дело и для жителей столицы Бурятии, и для Байкала.
— Значит, завод не будет строиться?
— Еще неизвестно! Мы против его строительства. Но, как вы знаете, мы были и против строительства Байкальского комбината...
— В академии тогда не было единства...
— К сожалению, дезинформация происходит и сегодня. Академик Н.М. Жаворонков, тот самый, который на всех этапах проектирования, строительства и эксплуатации БЦБК от имени Академии наук СССР и себя лично заверял директивные органы, что с Байкалом «все в порядке», не далее как в начале 1985 года на заседании комиссии Президиума Совмина СССР по охране природы снова заявил, что никакой угрозы загрязнения Байкала нет и можно там ставить не одно, а три таких предприятия. Главные же доводы у него таковы. Один вы уже слышали: Байкал так велик, что загрязнить его нельзя. Однако мы знаем, что человечеству «удается» загрязнять даже океаны. Второй его довод: 336 рек, впадающих в Байкал, загрязняют его куда больше, чем ничтожные отбросы производства, тем не менее, Байкал терпит — вытерпит и это!
И подумать только — упомянутое заявление этого человека сделано от имени академии!..
— А ваша собственная точка зрения, Андрей Алексеевич? Спасать Байкал от загрязнений или просто не допускать их?
— Современная наука способна спасти Байкал от загрязнений, но это — увы! — требует и дополнительных капитальных вложений, и решительного осуществления не второстепенных, а кардинальных мер.
Думаю, что наша страна может позволить себе не развивать дальше промышленность вокруг Байкала. Байкал — достояние Советского Союза и всей планеты. Одна лишь хорошо организованная индустрия туризма на Байкале может стать источником большого притока средств и окупить все «потери», которые нам якобы несет неиспользование Байкала. Нужно как можно быстрее создавать тут национальный парк Советского Союза. С комплексом современных сооружений по обслуживанию массового советского и иностранного туризма. Это и благородная, и благодарная задача. Чудо природы станет и объектом изучения, и источником радости и вдохновения для миллионов людей. Байкал ежегодно готовит 60 кубокилометров чистейшей насыщенной кислородом воды, которая может быть названа эталоном. Эта работа Байкала осуществляется без всяких капиталовложений! Не надо загружать Байкал никакими другими делами. А уж наш долг — избавить его от участи быть промышленным отстойником!
Для меня особенно ценна та забота о Байкале, которую так настойчиво и страстно проявляет Валентин Распутин. Я согласен с ним: погубив Байкал, жемчужину планеты, мы дискредитируем себя как хозяева прекрасной Земли, как сыны Отечества.
Литературная газета, 19 февраля 1986 г.
