Байкал летом
Путь от Иркутска до речки Ада
Чтобы попасть из Иркутска на Ольхон, надобно плыть по Байкалу, или пробираться сухим путем по северо–западной стороне его.
Первый путь представляет мало любопытнаго для путешественника, скучен и не может быть точно разсчитан относительно времени, потому что противные ветры могут неожиданно задержать на половине пути и заставить ждать у моря погоды, приютившись где–нибудь в горном ущелье между обнаженными утесами; плыть туда следовало бы в небольшой рыбацкой лодке, придерживаясь берегов, чтобы осмотреть и собрать породы камней и растений; следовательно, идти, как говорится, на веслах, от 30 до 40 верст в день, или дожидать попутнаго судна, идущаго от истока Нижней Ангары в Верхне–ангарск,— поручить себя парусам и покачаться 5–6 дней на водах Байкала, не видав вблизи берегов, не отломив от утеса ни одного камня. Все данныя доказывали, что сухой путь обходится дешевле, совершится скорее и приятнее и может принести путешественнику большую пользу. Вследствие этого я избрал этот последний путь и в перекладной почтовой повозке выехал из Иркутска по якутскому тракту.
Проливной дождь, глинистая, изредка каменистая почва, довольно высокия горы были причиною, что первую станцию до деревни Хомутовой — 23 версты, я ехал 6 часов, время вполне достаточное для геогностических наблюдений.
Верхоленская гора, на 9 версте от Иркутска, протягивающаяся длинным увалом и состоящая из сераго песчанника, добываемаго для цокольнаго и точильнаго камня, строением своим указывает на формацию гор, окружающих Иркутск с северной стороны или со стороны Байкала. Этот песчаник заключает в себе в некоторых местах прослойки лигнита, от одного до 4 вершк. толщиною, землистаго и сернистаго; иногда отпечатки растений; покрыт глинами, песком, галечником, суглинками и растительными землями,— или чисто черноземными, или с примесью известково–глинисто–иловатых частей. Толщина черноземной почвы простирается от 1 до 4 и 6 вершков, что зависит от местности, и вообще в горных долинах она утолщается более и растительность почвы сильнее, нежели на высотах гор.
Берега речек состоят из галечника, песку, ила и глины. Толщина ила, происходящаго от сгнивших растений значительно увеличивается на местах топких или болотистых. В галечнике встречаются более обломки известняка, бледно–зеленой и бледно–красной яшмы, белаго и сераго кварца, зеленоватаго и красновато–сераго порфира; реже сиенита, гнейса и гранита,— реже потому, что они труднее разрушаются по относительной их крепости; но что указывает на состав гор, разрушенных в истоках рек и речек, окружающих Байкал со стороны Иркутска или северо–запада, то для нас и нужно иметь в виду.
Самое замечательное явление в ангарском бассейне, то, что на вершинах гор, окатанный галечник встречается в большом изобилии, как бы не тронутым со времени бывшаго геологическаго переворота, что ясно и положительно доказывает, что было время, когда горы эти были покрыты водою и каменныя породы осаждались на них из воды и проносились через горные хребты.
От станции Хомутовой до Жердовки — 24 версты; дорога идет от Иркутска через село Оек (44 версты) по безлесной долине бурят–кудинскаго ведомства, по которой весело катится небольшая речка Куда, изобильная водою в весеннее время. Принимая в себя много горных речек и ключей, и пробегая между склонами осадочных и намывных холмов, она вливается справа в Ангару в 19 верстах ниже Иркутска, в селе Усть–Куды. Почва кудинской речной долины глинисто–черноземная, удобрена пасущимися табунами бурятскаго скота, до 1/4 аршина толщиною. Под нею замечается толстый слой округленных галек, известняка и кварца, местами засыпанных на прибрежьях слоем песку. Значительное падение речной долины к Ангаре объясняет быстроту речки, а толщина и пространство галечника доказывают, что некогда речка эта текла в более обширных размерах, и воды ея разрушили много горных пород.
Кочующие здесь буряты кудинской степной думы протянулись по обеим сторонам якутской трактовой дороги. Степная дума их и главнейшия кочевья расположены в 68 верстах от Иркутска. К владениям их примыкали крестьянския селения оекской волости и «стойбы» или кочевья бурят верхоленскаго ведомства. Но чтобы не дробить и без того скудныя сведения, собранныя мною о бурятах во время разъездов по Сибири, и не помещать их вдвойне,— я назначил для них место в третьем очерке, к которому и могут обратиться любители этих сведений.
От Жердовки до станции усть–ординской 211/2 версты, идет подъем в горы; перевалясь через них, дорога спускается в долину усть–ординскую, широкую и ровную, в которую с боков нередко вкрадываются холмы и склоны гор. Почва та же, как и между предыдущими станциями. Здесь катится речка Ординка с системою своих речек.
К северу от усть–ординской станции, или между улусами идогинских бурят верхоленскаго ведомства, по речке Идоге находится месторождение идогинских железных руд, состоящих из бураго, кремнисто–глинистаго железняка. Рудник расположен на северо–западном склоне отлогой горы, лежащей на правом берегу речки и имеющей высоты до 25 саж. Руды лежат в одном аршине глубины от поверхности, заключаются в кусках серой глины, в раздробленном или щебенистом виде; глубже залегают глыбами, а в некоторых местах пластом, имеющим толщины 21/2 саж., как видно из ям и древних копей, разработанных в длину и ширину до 15 квадр. саж., из которых должно заключить, что руды были давно известны и разработывались окрестными бурятами, хорошо знакомыми с кузнечным делом, потом употреблялись в расплавку одним выходцем из греков. Оне легкоплавки, имеют от 10 до 18 фунтов хорошаго качества чугуна на пуд руды.
В речке Идоге встречается желтая охра, которая, по отмывке ея от песку, получает светложелтый цвет. Она покрыта в месторождении серою иловатою глиною.
Белая тальковатая глина, известняк, известковый шпат, и далее, к давно уничтоженному николаевскому винокуренному заводу, серый песчаник — вот все более или менее замечательныя породы, встреченныя мною на этом пространстве.
Белая глина и охра добываются и доставляются отсюда в Иркутск и его окрестности, где первая заменяет мел при белении стен, карнизов, печей и проч.; а вторая идет на окраску заборов и стен в натуральном виде; а пережженная, получая красный цвет, употребляется для окраски крыш.
От Усть–Орды до ользонской станции — 31 верста; дорога тянется большею частию горной ложбиною. Окружающия горы — слева обнажены, а справа покрыты лесом. Ночь не позволила мне сделать наблюдений над составом гор, почвою и склонением, но последнее должно быть, судя по местности, к Усть–Орде.
От Ользона до Баендая — 25 верст, тянется безлесная площадь, местами холмистая, местами ровная, поднимающаяся постепенно к Баендаю. Здесь проходит отрог Байкальских гор, разделяющий системы рек: Лены от Ангары; к сожалению ночь и туман, иногда поднимающийся здесь после обильнаго дождя, не позволили подробно разсмотреть этой местности; но я заметил, что высоких крутых гор здесь нет, отрог значительно пострадал, понижен и сглажен, наносная почва лежит довольно толстым слоем на ребрах гор и закрывает горнокаменныя породы; она образовала и пологие склоны гор.
От Баендая до Хогот — 29 верст — та же равнина, но уже опускающаяся. Речки бегут с юго–восточных склонов гор на северо–запад, следовательно, кряж гор тянется здесь с северо–востока на юго–запад и, отделяя систему Ангары от системы Лены, вместе с этим служит водоразделом последней от Байкала и речек, впадающих в него с северо–запада. Кряж этот, огибая слева манзурскую или качугскую степь и систему горных речек, впадающих в речку Манзурку с левой стороны ея течения, уклоняясь от юго–западнаго направления своего, где он отсекается Ангарою, поворачивает на северо–запад и тянется между Леною и Ангарою, изменяя свое направление. Угол его поворота я назову манзурским углом, потому, что ему необходимо дать какое–нибудь название, чтобы при описаниях края можно было указать на этот пункт без дальнейших объяснений.
На северо–западных склонах кряжа, в бассейнах речек встречаются в изобилии гальки кварца; на 16 версте от Баендая, против зимняго баендовскаго улуса в речке Зангуцке, я промыл на ручном важгерде пласт глины с галькой, лежащей под торфом, и нашел несколько золотников золота с значительным количеством шлиха.
В речке Хореске, 20 верст от Баендая, и Хогонце оказалось тоже изобилие шлиха. Поэтому, казалось бы, что на этих покатях должно залегать в розсыпях золото; но между тем, множество партий, изследовавших, в течение более 10 лет, окрестности Байкала по всем направлениям, еще не нашли здесь ни одного порядочнаго прииска, и мнение, что золото разнесено в большей или меньшей степени по всей Сибири и что почти в каждой речке можно встретить ничтожное количество его, оказывается довольно справедливым.
Речка Хогонец вливается в Манзурку, Манзурка в Лену. Но от хоготской станции я поворотил на реку Ангу, оставя влево большую якутскую дорогу. Здесь тянутся кочевья и земли верхо–ленских бурят, получивших наименование от вершин реки Лены и притоков ея, в которых они обитали по обеим сторонам якутской трактовой дороги от Иркутска до месторасположения их думы около 172 верст. Кочевья их граничили с владениями кудинских и ленских бурят и крестьян манзурской волости.
От Хогот до ангуринской станции тянутся довольно пологие склоны Байкальских гор, обращенные к ленскому бассейну, и дорога постепенно поднимается в горы. Здесь протекает веселая речка Унгра, которая, принимая Аду, вливается в Манзурку. Берега Унгры живописны, воды прозрачны, дно песчано–галечное, изгибы ея чрезвычайно разнообразны.
В междугорной долине Унгры кочует зимними стойбами или юртами 1–й абы–гаевский род верхоленских бурят, переселяющийся отсюда на лето к Байкалу, и потому летом здесь нет ни души. Широкая долина речки обставлена высокими лесистыми хребтами, оживлена множеством горных ключей, чистых как хрусталь, впадающих в Унгру и орошающих тучные сенокосные луга. Травы сочны и высоки; между ними колеблются красные кисти горнаго кипрея; пунцовая и палевая сарана, полевая астра, дикий лук, белыми ландыш и могушник журавлиный цветут под тенью пирамидальных елей, берез и неистребимаго тальника. Пестрыя и красивыя бабочки вьются роями в воздухе, крупные полосатые оводы, тощия полевыя зеленоватыя мухи носятся тучами, лезут в глаза проезжему и жалят без милосердия.
4 июля был нестерпимый, удушливый зной; испарения спирались между горами, неосвеженныя ветром. Местоположение прекрасное, изгибы и отроги гор прихотливы и разнообразны, скаты их округлы; но все было обставлено густым высоким лесом, покрывающим горы своим однообразным темнозеленым пологом, без обнажений и выступов,— все безмолвно; ни одна птичка не порхнула перед глазами, не защебетала в зелени деревьев, не нарушила молчания пустыни, даже ни один бурундук не свистнул; ручьи не журчали, но молчаливо лились по тучной, местами болотистой почве лугов. И чудная картина природы казалась лишенною жизни, как бы осиротелою. В ней было все для зрения и ничего для слуха.
Дорога, или лучше сказать тропа, была чрезвычайно дурна, ручьи пересекали ее по всем направлениям, бурятские междудворные мостики проваливались под ногами лошадей, корни деревьев и кочки поочередно перекидывали тележку с боку на бок.
Источник: Морской сборник, 1866 г., т. LXXXVI, № 9, стр. 87–120. Санкт–Петербург.
