Маршрут и цель поездки
Предлагаемое изложение составляет часть отчета о моей поездке, предпринятой по поручению Восточно–Сибирскаго Отдела Географическаго Общества летом 1881 года.
Цель поездки, как изложено в записке, прочитанной на общем собрании 26–го марта, состояла в изследовании древних городищ и начертаний на утесах красной краской, сведения о которых были собраны частью мною лично, частью через других лиц; другою целью поездки было выставлено собрание сведений о состоянии шаманства у бурят Иркутской губернии. Результаты экскурсии не только оправдали мои ожидания, но были так разнообразны и обильны, что цели предприятия могут считаться вполне достигнутыми; матерьяла для изучения было настолько много, что пришлось ограничиться лишь самыми малыми частями Иркутскаго и Верхоленскаго округов, а именно северной частью перваго и юго–восточной частью втораго, предположенное же расширение маршрута на Балаганской округ пришлось оставить. Во время поездки собран был гербарий тех растительных форм, которыя не встречаются в ближайших окрестностях Иркутска и служат представителями местной Байкальской флоры, собственно неширокой береговой полосы, простирающейся в сторону по прямому направлению от берега Байкала верст на 30.
Маршрут мой направлялся из Иркутска на Усть–Куду, оттуда на Хомутовскую станцию и далее по Якутскому тракту через Оек в Капсальскую инородную управу; пробыв тут три дня, я выехал в Усть–Орду, откуда делал экскурсии на соседния возвышенности, а потом проехал по улусам бурят на Баендаевскую станцию; в это время я пользовался всякой остановкой для собирания сведений о шаманстве и побывал на тайлгане, на обряде посвящения шамана, осматривал, онгоны бурят и принадлежности шаманскаго звания. Из Баендая я достиг Хогот, откуда свернул по направлению к Байкалу и через Косую степь и Еланцы достиг Ольхонской степной думы.
Из думы путь лежал на о–в Ольхон, на который я переехал у залива Загли в проливе между островом и материком, пролив называется Ольхонскими воротами; первую ночь я провел в Семисосенном улусе, где помещается родовое управление; разстояние Семисосеннаго улуса от думы считается верст на 30; причем от думы до перевоза полагают верст 12. Переезд совершается на карбазе; ширина ворот не больше версты, но ехать водой приходится больше, верст до 3, так как всегда нужно несколько забирать против ветра, постоянно дующаго в воротах, то с Большаго моря в Малое, то наоборот.
От Семисосеннаго улуса проехал вдоль острова еще верст 20, до пещер, находящихся севернее пади Ихе–бабай; и следовательно на острове верст до 35, т.е. половину всего протяжения Ольхона, ширина котораго не достигает и 10 верст. По возвращении с Ольхона работал несколько дней в окрестностях Ольхонской думы, затем посетил из Еланцов деревню Тырген и падь Крестовую, в 5 верстах от которой располагается утес и бухта Саган–Заба.
Так как отсутствие инструментов на месте для археологических раскопок и затруднение в подъискании рабочих препятствовали изследованию, то я вынужден был предпринять обратный путь в Иркутск; здесь я испросил особое предписание от управляющаго губернией в Ольхонскую степную думу об оказании содействия в моих работах главным образом по отношению к подысканию рабочих и в устранении каких–либо затруднений со стороны местнаго населения; по постановлению Распор. Комитета со мною был командирован фотограф Г. Динесс, для изготовления фотографических снимков с изображений на скалах Байкала и видов могил.
Во вторичную поездку крайним пунктом было побережье Байкала, вблизи Ольхонской думы, но сделано несколько экскурсий в сторону — в деревню Куртун, на р. Куртуне, впадающей в Бугульдейку, бухту Ая и на устье Анги, вторично в падь Крестовую и к утесу Саган–Заба.
Наблюдение над растительным миром в прибрежной полосе Байкала, приводит к установлению особой местной флоры, более родственной соседней Забайкальской области, чем остальной части Иркутской губернии. Личныя наблюдения в эту поездку свидетельствовали о каком–то угнетенном состоянии растительности, выражавшемся не только в бедности ея, и то не относительно числа форм, а по отношению к численности особей одного вида, но главным образом в слабом развитии отдельных особей, так что некоторые самые обыкновенные виды встречались до такой степени мелкими и как бы изуродованными, искалеченными, что делались едва узнаваемыми.
Самый берег Байкала, те бухточки и пади, берега которых проводили в восторг натуралиста Радде в 50–х годах, казались совершенно лишенными растительности и пустынными. Подобное явление могло быть чисто случайным явлением, вызванным сильной засухой, начавшейся с ранней весны и продолжавшейся все лето; только по течению рек (напр. Анги) пользуясь которыми буряты устраивают орошение своих покосов; только там, где устроена ирригация, замечается яркая зелень и яркия краски, а то повсюду преобладает желтый цвет песчанниковых и известняковых скал или серый цвет голых гнейсов, и такова вся местность верст на 30 в ширину в сторону от берега озера. Снег на вершинах гольцов, в окрестностях думы, не тающий все лето, обыкновенно, по уверению жителей, державшийся еще в конце июня, к середине июля исчез.
Не имея намерения описывать флору Байкала, оставляя это до тщательнаго определения собраннаго гербария, я ограничусь в дальнейшем изложении только археологических результатов поездки. Матерьялы, собранные относительно шаманства, так интересны и важны, что они составят вторую часть моего отчета, тем более, что разработка их требует времени и справок с литературой. Археологическия же данныя при изложении я разделю на две части: 1. изображения на утесах Байкала и 2. городища, стены и могилы железнаго века.
Источник: Известия Восточно–Сибирскаго Отдела Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, 1881 г., т. XII, №№ 4, 5.
