Русские источники XVII в. о Байкале

Предлагаемая вниманию читателей заметка о русских источниках XVII в. об оз. Байкал не имеет цели дать исчерпывающий и систематический обзор сведений об этом озере, накопившихся в XVII в. Задача автора гораздо скромнее: обратить внимание специалистов–байкаловедов и всех интересующихся этим вопросом на русские известия XVII в., которые до сих пор исследователями Байкала почти не принимались во внимание.

В самом деле, если просмотреть основные работы о Байкале — Г.Ю. Верещагина, М.М. Кожова и многих других,— то увидим, что обычно авторы этих работ начало изучения озера Байкал относят к XVIII в. — к Палласу. Это, конечно, неверно. Физико–географические, экономические и этнографические сведения о Восточной Сибири стали накапливаться с первых десятилетий XVII в., как только русские казачьи отряды подошли к берегам Енисея. Эти сведения игнорировать ни в коем случае нельзя.

А.П. Щапов, характеризуя деятельность сибирских землепроходцев XVII в., писал: «Если бы не было этих предварительных географических открытий в Сибири и на Ледовитом океане — то не было бы, может быть, и всех этих знаменитых ученых экспедиций XVIII в.»¹⁾

По мере продвижения к востоку от Урала вглубь Сибири в Московской Руси развивался интерес к географии вновь присоединяемых к Российскому государству земель, вызываемый административными, военными и фискальными потребностями. Для удовлетворения их составлялись описания путей сообщения, прежде всего водных, как наиболее удобных в те времена. Нужды военно–фискального характера также заставили собирать экономические и физико–географические сведения о вновь присоединяемых областях. Вслед за мелкими партиями охотников или за одиночными искателями счастья и приключений на восток, за Урал и Енисей, двигались крупные организованные отряды промышленных людей, ходоков и служилых.

Разведка новых земель, на которые уходили эти многочисленные группы, описания походов и экспедиций, выполнявшиеся последними, обеспечение путями сообщений новых территорий с административными, военными и хозяйственными центрами,— все это доставляло в XVII в. особенно обильный географический материал и начинало тогда же сводиться и обрабатываться в виде более или менее цельных географических обзоров и карт.

К первому десятилетию XVII в. русскими было завершено присоединение Западной Сибири. В 1604 г. был основан Томск, в 1619 г. — Енисейский острог, а в 1628 г. — Красноярский. Отсюда отряды русских землепроходцев двинулись дальше на восток, вверх по Верхней Тунгуске или Ангаре, к р. Лене и Байкалу. Первые известия о бурятах, или, как тогда называли их русские, «братах», были получены через аринов и джесаров в 1609 г.

Трудно сказать, к какому времени относится упоминание об оз. Байкал в донесениях русских служилых и промышленных людей — первых исследователей и осведомителей о географии Восточной Сибири. Документы, касающиеся интересующего нас вопроса, выявлены далеко не все.

По словам академика Л.С. Берга, «Впервые русские прослышали про Байкал... в 20–х годах XVII столетия»²⁾. Трудно сказать, так ли это. Во всяком случае сам Л.С. Берг не приводит никаких доказательств, подтверждающих это заявление.

Наиболее ранний русский источник о Байкале, упоминаемый им, относится к 1640 г. В брошюре «Байкал, его природа и значение в народном хозяйстве» Л.С. Берг пишет: «В одном из источников, относящемся к 1640 г., приводятся расспросные сведения о Байкале: озеро это называется здесь бурятским именем Байкал...»³⁾.

В связи с этим целесообразно сделать небольшое отступление. Один из авторов, писавших в последние годы о Байкале,— С.Г. Саркисян, по поводу мнения академика Л.С. Берга о происхождении названия оз. Байкал, пишет следующее: «Это утверждение, как показал Б.Р. Буянтуев, правильно» и далее: «Буряты, а также монголы называют Байкал словами «байгал», «далай». Это название, по бурятским преданиям, идет из глубокой древности. «Байгал» означает «природный», «естественный», «натуральный», «существующий», а «далай» — «море», «Байгал далай» или «природное море» — вот где разгадка»⁴⁾. Может быть, для географов такое объяснение происхождения имени «Байкал» и кажется вполне убедительным, лингвистов же оно никак не устраивает. Этимологию, предложенную Б.Р. Буянтуевым, можно принять только в том случае, если игнорировать законы монгольских языков.

Возвращаясь к исследованиям наших землепроходцев XVII в., следует отметить следующее обстоятельство. Отправляясь в очередную экспедицию для разведывания новых земель и народов, отряды служилых людей получали довольно подробные инструкции от воевод. В качестве примера можно привести наказную память, данную 16 декабря 1619 г. казакам, отправляющимся на р. Лену: «И буде река, и им велеть ездить по обе стороны реки и того смотреть, каковы у тое великие реки берега, и есть ли на них какие вымети, и есть ли какие угожие места и лес, который бы к судовому и ко всякому делу пригодился; или горы, да буде горы, и какие горы, каменные ли, и сколь высоки, и есть ли на них какой лес, или степные места, и откуда та река выпала, и куда устьем и в какую реку или в море выпала, и рыбная ль река, и какова в ней вода, и мечат ли из себя вон на берег какой зверь...»⁵⁾ (Далее оборвано).

Собранные казаками и промышленными людьми сведения в XVII в. нередко перемешивались с вымыслом, фантастикой и не всегда отличались достаточной точностью и подробностью. По мере углубления к востоку сведения уточнялись и становились более подробными и интересными.

Одним из первых документов, в котором упоминается оз. Байкал, но пока еще под именем «море», является «Роспись имянная рекам и новым землицам и князцом, с которых государев ясак збирается в Енисейской острог», датированная 20 июля 1630 г. В этом документе говорится, что «от Унги реки, сказывают ясачные люди, до усть Ожи реки 2 дни ходу, а впала Ожа река в Тунгуску с левую сторону в верх идучи, ...а сказывают от Ожи реки до мугал 8 дней, а до мугал живут по Тунгуске по обе стороны братцкие люди, а мугальские люди живут над Тунгускою ж и до моря⁶⁾ по обе стороны, а ходу мугалами сказывают по Тунгуске до моря 10 дней...»⁷⁾.

Более подробные сведения находим в «Чертежной росписи» притоков р. Лены, в ее верхнем течении, 1640/41 г., собранные служилыми людьми через тунгусского князца Можеула. По словам Можеула, в 1640 г. летом ходили «по Ламе (то есть Байкалу — Г.Р.) в судах русские люди казаки...; а отколева те казаки пришли и давно ли по Ламе ходят, того не ведают»⁸⁾. Далее в «росписи» указывается: «Да с той же дороги с Куленской же вершины дорога на Ламу, а Ламу называют брацкие люди Байкалом озером, конем ехать до Ламы 2 дни...»⁹⁾.

В этом документе дается краткое описание самого озера Байкал и некоторых частей его побережья, пока еще со слов тунгусов: «А течет Лена река вершина ис ключей, а подошла та вершина Ленская к Ламе блиско. А по Ламе и по Байкалу живут неясашные тунгусы кумкагири и чилкагири, и иных родов много, а числа те тунгусы им не знают сколько их в роду. А соболей де у тех тунгусов много; а на Ламе остров именем Оихон. А ходу чрез Ламу до острова Оихона судового день. А люди на том острове живут братцкие многие; лошадей и всяково скота много, а хлеб у них родитца просо.

А с Оихона острова на другую сторону Ламы день же судового ходу.

А на другой стороне Ламы живут братцкие ж люди, конные, а тунгусы оленные, а от тех де брацких людей в правую сторону по Байкалу к Енисейской вершине живут люди точали, скотные. А Енисей река, которую называют Тунгускою и Ангарою, вышла из Байкала озера, а где вышла из Байкала та река, и в вершине она мала и мелка. А течет та река под Енисейской острог.

А вода в Ламе стоячая, пресная, а рыба в ней всякая и зверь морской. А где пролива той Ламы в море, того те тунгусы не ведяют»¹⁰⁾.

Далее идет описание р. Селенги, которая впала в Байкал «12–ю устями». Сообщаются сведения о племенах, живущих в долине р. Селенги, и о путях в Китайское государство. В той же записке имеются краткие сведения о Витиме и Шилке.

Здесь любопытно отметить, что, по сообщениям тунгусов, по Байкалу плавали уже в 1640 г. какие–то казаки, оставшиеся до сих пор неизвестными. Впервые, по официальным известиям, на Байкал попал Курбат Иванов в 1643 г., то есть через три года после указанной «росписи». Как видим, в этой росписи уже даются сведения об острове Ольхон, названном здесь в бурятской форме Оихон, о животных и рыбах, о жителях острова и побережья Байкала, о роде их занятий и земледелии.

В 1643 г. по приказу якутского воеводы П.П. Головина Курбат Иванов с 26 служилыми и 48 промышленными и гулящими людьми, имея проводником тунгусского князца Можеула, отправился на разведывание Байкала. 2 июля 1643 г. они подошли к берегу Байкала и стали делать суда, с помощью которых переправились на остров Ольхон. Отсюда Курбат Иванов отправил отряд казаков и промышленных людей, всего 36 человек, под начальством десятника Семейки Скороходова «вверх по Ламе на реку на Ангару (Верхнюю — Г.Р.)». Скороходов прошел вдоль западного берега Байкала до р. Верхней Ангары, здесь он поставил зимовье и собрал ясак с местных тунгусов и оттуда дошел до р. Баргузин. Не доходя до р. Баргузин, их побил тунгусский князец Архича Баатур. Весной 1644 г. Верхнеангарское зимовье было захвачено тунгусским князцом Яконкагином из Чагинского рода. При этом четыре служилых человека были убиты, а оставшиеся в живых три промышленных человека спаслись на лодке¹¹⁾.

Курбат Иванов, вернувшись с Байкала в Верхоленск 4 сентября 1643 г., написал «чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам и землицам, распросные речи тынгусов и братцких людей про мугал и про Китайское государство и про иные землицы и на Байкале где мочно быть острогу...»¹²⁾. «Чертеж Байкала», составленный Курбатом Ивановым, пока еще не найден.

В результате похода Курбата Иванова на Байкал в 1643 г. в русское подданство вступили буряты, жившие на побережье Байкала, напротив острова Ольхон,— коринцы и батулинцы князца Обоголдея. Поскольку последние не оказали никакого сопротивления, стали «миритца», они согласились платить и ясак, то служилые люди Курбата Иванова «тех братцких людей не воевали»¹³⁾. Выйдя на берег Байкала, казаки построили суда и на них переправились на о. Ольхон.

Ольхон и его население были присоеденены к Российскому государству¹⁴⁾.

Следующим после Курбата Иванова на Байкал попал атаман Василий Колесников. Экспедиция В. Колесникова вышла из Енисейска в 1644 г. В.Л. Колесников на судах переправился на южный берег Байкала, но в устье р. Селенги, в Кударинской степи, встретил «больших брацких людей» и монголов, поэтому вынужден был отступить.

В 1646 г. Василий Колесников, следуя путем, которым ранее ходил Скороходов, дошел до устья р. Тикона (ныне р. Кичера?), «не дошед за день до Верхние Ангары»¹⁵⁾. Здесь он объясачил тунгусского князца Котегу и расспрашивал у тунгусов о серебряной руде. Тунгусы о серебряной руде давали сбивчивые показания: одни обещали довести Колесникова до месторождений серебра, другие же уверяли, что таких месторождений нет. На устье р. Верхней Ангары, которую в том же документе называют «Малой Ангарой», атаман Василий Колесников поставил острог и «всякими крелостьми укрепил накрепко». Поставив острог, он по совету тунгусского князца Котеги отправил отряд казаков вверх по Верхней Ангаре в «улус к Мукотею князцу», тоже тунгусу. Мукотея привели в Верхнеангарский острог и сделали аманатом. По словам Мукотея, вверх по Верхней Ангаре живет «князец, а у него улусных людей луков с триста»¹⁶⁾. Из вновь построенного острожка на р. Верхней Ангаре Василий Колесников послал группу служилых людей с проводниками–тунгусами на р. Баргузин и оттуда по Селенге в Мунгальскую землю. Этот отряд впервые обследовал восточное побережье Байкала и р. Баргузин.

В 1647 г. по южной части Байкала проплыл Иван Похабов. Он был послан из Енисейска на помощь Василию Колесникову, так как от последнего долго не было никаких известий. Иван Похабов до Байкала следовал по р. Ангаре. По дороге он поставил острог на Осинском острове (на р. Ангаре). Дойдя до Байкала, Иван Похабов в Култуке имел столкновение с иркутским князцом Нареем. Этот эпизод в справке Сибирского приказа, приложенной к челобитной Ивана Похабова в 1649 г., описывается так:

«А Ивана Похабова в распросных речах написано: послан он, Иван, был на государеву службу на Байкал озеро и на той де государеве службе на Байкале озере поимал он иркуцкого князца Нарея и посадил ево в аманаты и из за тово аманата государев ясак брал с ыркуцких мужиков с его улусу, а иные де давали государю ясак и Тертеево улусу, кои живут с ним вместе на той же реке Иркуте, да он же Иван видел на Нарее пояс по железу серебром навожен и он де велел толмачам у тово Нарея спрашивать где серебро емлют и в каком месте родитца. И Нарей де сказал: серебро де к ним идет из Мунгальские земли от Цысана кана, а про серебряную руду откуды к ним идет или в их земле родитца, тово они не ведают...»¹⁷⁾.

В Култуке Иван Похабов построил острог. Отсюда он отправил на восток на промысел группу служилых людей и наемщиков под начальством Федора Говорина. Говорин с товарищами шел на нартах из Култука до р. Погромной 12 дней¹⁸⁾. Здесь он встретил четыре юрты кыштымов князя Турухай табунана. После этого из Култука к Турухай табунану отправился сам Иван Похабов. До табунана они шли «лыжным путем» 15 дней¹⁹⁾. Он завязал с Турухай табунаном дружественные отношения и уговорил его дать ему провожатых к Цэцэн–хану, чтобы собрать сведения о месторождениях серебра и золота в Монголии.

В 1648 г. на подмогу Ивану Похабову из Енисейска был направлен сын боярский Иван Галкин. Галкин переправился через Байкал и в том же году поставил острог на р. Баргузин, недалеко от ее устья. На следующий год он послал отряд казаков под предводительством Якова Похабова на р. Витим и к оз. Буженей. Выполнив задание, Яков Похабов прошел в долину р. Муи и обложил ясаком местных тунгусов. Тем временем сам Иван Галкин совершил поход к Еравнинским озерам и привел в подданство живших там бурят и тунгусов.

Интересные сведения о пути от Верхней Ангары по оз. Байкал и по его берегам на юг имеются в «распросных речах» казачьего десятника Константина Москвитина, который был отправлен Василием Колесниковым в 1647 г. из Верхнеангарского острога к Турухай табунану и к монгольскому хану Чичину (Цэцэн–хан). Поскольку этот документ еще не опубликован, привожу из него более пространные выдержки.

«От Ангары реки от Верхные из Ангарского острожку дорога через Байкал озеро до Баргузинского Култука ходу на нартах зимою парусы и своею силою четыре недели, а ис Култука ходу через камень на Баргузин реку половина дни.

А по Баргузину реке до степи Баргузинской ходу половина ж дни.

А по Баргузинской степи конной ход ехати ис конца в конец четыре дни, а в степи кочюют тынгуские люди родом челкогирцы, платье носят по мунгальски и по тынгуски, а живот у них кони, а иново скота никаково нет. А от них дорога к Еравне озеру з Баргузина реки через камень ехати конем день к Анге реке, а Анга пошла в Баргузин реку, и переехав Ангу реку на большой камень и на том камене при них служилых людях был снег в печатную сажень, а в ыных местех и больши сажени. И того снегу они служилые люди просекалися топорами день и пришли к озеру Алтану. А из Алтана озера выпала река Алтан же и пошла в Баргузин же реку, а от озера Алтана до Китима реки ходу конем день и река пошла в Витим реку. И переехав Китим реку ехати до Туркуны озера день черным лесом. А Туркун озеро невелико, а кругом ево кочюют тынгуские люди.

А от Туркуна озера до озера Еравны черным ж лесом ехати день и Еравна озеро невелико ж, а из него вышла Ока река и пошла в Витим ж реку. А по Оке кочюют мунгальские люди и тынгусы. А Ока река велика и глубока, стругами по ней ходить мошно, а на Еравне людей никаких и зверя нет, потому что кругом ево прилегли места худые и топкие и мелких озер много и круг мелких озер кочюют мунгальские ж люди и тынгусы вместе.

А с Еравны озера дорога в Мунгальскую землю к мунгальскому царю Чичину и ко князю ево Турокаю табунану, до первого мунгальского улуса ехать день, а князец в том улусе Тулук Селенга, а от Тулук Селенги до князца Турокая ехати день ж. А от князца Турокая до князца Дергоуса ехати день же. А от князца Дергоуса до князца Кутыхты ехать день же, и от князца Кутухты до князца Катуная ехати день же, а от Катуная до перевозу на Уду реку ехати день же и переехав на Уду реку и ехати по ней вниз к Селенге реке от перевозу три дни. А Уда река велика и глубока, мошно по ней ходить всякими судами, а пошла она в Селенгу реку и через Селенгу реку перевоз. А на перевозе людей много, а люди все мунгальские.

И Селенга река велика ж: з берегу на другой через реку голосу человеческого не слышит, а большими стругами, опроч малых лехких стругов ходить по ней нельзя, потому что быстра и мелка, а пришла в островах и в россыпех, а люди по ней кочюют мунгальские. А пошла она Селенга в Байкал озеро, а ис какова места та река вышла и про то мунгальские люди не сказали»²⁰⁾.

Краткие сведения о южной части Байкала, от устья р. Прорвы до р. Селенги, имеются в отписке енисейскому воеводе Афанасию Пашкову сына боярского Петра Бекетова (июнь 1653 г.) о плавании его по Байкалу и по рр. Селенге и Хилку.

В 1652 г. Петр Бекетов был послан из Енисейска на Иргень озеро и на р. Шилку с тем, чтобы поставить там два острога и привести в подданство местных жителей. Петр Бекетов по р. Тунгуске добрался от Енисейска до Братского острога за восемь недель. 11 июня 1653 г. он вышел из зимовья от устья Прорвы реки и плыл по Байкалу до устья р. Селенги: «от Прорвы реки парусным погодьем неусильчивым бежал после полден, и добежал до Селенги реки за солнца, а с усть Селенги реки до усть Килки реки шел восемь дней...»²¹⁾. В отписке описывается путь по Селенге и Хилку до оз. Иргень и сообщаются краткие сведения об этом озере и об оз. Яроклее.

Таким образом, в течение 1643–1650 гг. оз. Байкал в основных чертах было по тому времени хорошо обследовано.

Московское правительство интересовали не только сведения об условиях плавания, расстояниях между отдельными географическими пунктами, о народностях, обитающих по побережью Байкала, о серебряной руде и пушнине. Интересы правительства были гораздо шире. Власти интересовались богатствами недр и вод, а также возможностями развития земледелия. В ряде документов это нашло отражение. Так, например, в царской грамоте в феврале 1683 г. енисейскому воеводе князю Константину Щербатову предписывалось приступить к тщательному разыскиванию и добыванию слюды, краски и серебряной руды, оказавшихся около оз. Байкал.

По донесениям управителя Верхнеангарского острога пятидесятника казачьего Трошки Щербакова, слюда была обнаружена у оз. Байкал, в урочище за Котюгиною рекой, в горе. Здесь, по словам Т. Щербакова, «по его посылке» выломали полпуда слюды. Он сообщает и о других месторождениях слюды по берегам Байкала у р. Верхней Ангары²²⁾.

В той же отписке сообщается о находке голубой краски на речке Селиндре и руды (пять фунтов) «в синем каменю» на речке Бойбуке²³⁾.

В 1684 г. иркутский письменный голова Леонтий Кислянский доносил енисейскому воеводе князю Константину Щербатову, что по «распросным речам» обротчика Пашки Микитина Панушко у истоков Ангары реки «есть слюда в каменю, на берегу Байкала озера, а от усть Ангары реки только де версты с три, и чают де в том месте по признакам слюды добрые...»²⁴⁾.

В другой отписке Леонтия Кислянского в Енисейский острог, отправленной после 25 мая 1684 г., говорится, что по словам иркутского казака Мишки Епифанова «есть де подле Байкала озеро, по сю сторону, между реками Большою и Малою Бугылдейками, слюда, а неподалеку от того места кочюют Верхоленского острогу ясашные брацкие люди, и те де ясачные Верхоленского острогу братцкие люди ту слюду видают беспрестанно...»²⁵⁾. Однако верхоленские буряты не указали точного расположения месторождений слюды, так как у М. Епифанова не было подарков для них. Придавая, очевидно, большое значение добыче слюды, иркутский воевода Леонтий Кислянский распорядился отправить с пятидесятником казачьим Онисимом Михалевым, с посадским человеком С. Семеновым и с М. Епифановым подарки для бурят — сукна, олово и мишуру,— чтобы выведать, где находится месторождение слюды. Тому, кто укажет место, где имеется слюда или «иные всякие узорочья», было обещано освобождение от ясачного платежа «навечно»²⁶⁾. Однако найти пригодные для добычи месторождения слюды не удалось.

В расспросе Онисим Михалев показал, что у р. Большой Бугылдейки слюды «сыскать де не могли: а признак де слюдных есть много, лежат по горам и по буграм лоскутки слюдные в пол–ефимка и меньше и на степях де по многим же местом лежит мелкая слюда, что блески светят, а пожилины де они не сыскали...»²⁷⁾. Оттуда же, с р. Большой Бугылдейки, Онисим Михалев привез в Иркутск образцы пород — «в одном ящике руда, называют ее по немецки оловко, а по руски карандаш самой прямой»,— которой, по словам О. Михалева, «в горе есть де его много»²⁸⁾.

В 1684 г. иркутский казак Еремей Елисеев и посадский Павел Микитин привезли в Иркутск и предъявили в приказной избе губу, найденную у оз. Байкал. Е. Елисеев и П. Микитин рассказали, что «брали де они Еремка и Пашка ту губу край Байкала озера, по берегу, и есть де той губы и живет подле Байкала озера по вся годы много»²⁹⁾.

Вот коротко то, что можно сейчас сказать о русских документальных источниках XVII в., относящихся в той или иной мере к Байкалу. Здесь мы не касаемся другой группы русских источников XVII в., имеющей непосредственное отношение к географической литературе того времени, как, например, «Чертежи», «Чертежные книги», атлас Сибири С. Ремезова, описания путешествий русских послов Исбранта Идеса и Николая Спафария, сочинения протопопа Аввакума и других, так как обзор второй группы источников должен составить предмет самостоятельной статьи.

Хотелось бы здесь подчеркнуть, что разнообразные географические сведения, накопленные землепроходцами и сохранившиеся в бесчисленных «отписках», «доездах» и «расспросных речах», к сожалению, еще почти совершенно не изученные и не учтенные, в свое время послужили основой для составления общих обзоров, трудов С. Ремезова, Витсена, Авриля, Виниуса и др.

Выявление и тщательное изучение русских архивных документов XVII в. в географическом аспекте является неотложной задачей наших краеведов — историков и географов.

Источник: Краеведческий сборник, Бурятский филиал Географического общества СССР, вып. III, стр. 3–12, Улан–Удэ, 1958 г.