На Байкале

«Вон виднеются горы Байкала,
В чуть заметной дали Ангары...»

 — «Ангарская греза» Омулевского

I.

Три протяжных, пронзительных свистка властно призывают запоздавших пассажиров, которые, как нарочно, появляются в это мгновение и, суетясь, стремятся на пристань... Один, другой. А вот целая семья с шумом, гамом вваливается на пароход. Старшие представители перегружены разными кульками, корзинами с провизией, точно собрались в продолжительное путешествие... Спешат на верхнюю палубу, чтобы занять места поудобнее, но вокруг столиков в живописном беспорядке уже сидят более аккуратные пассажиры... Метнулись налево, метнулись направо, вся семья рассыпалась по палубе в поисках самого захудалого местечка, но все напрасно и, бормоча что–то про беспорядки, безобразия пароходной администрации, они спустились вниз, где, видимо, и успокоились, так как отдельные персонажи появлялись уже только для того, чтобы полюбоваться красивыми видами...

Все, однако, имеет свой предел, даже терпение пароходной администрации, все–таки желающей получить лишнего пассажира, благо места–то достаточно, пароход не перегружен... Мостки сняты, и пароход «Сибиряк» медленно отходит от пристани у золотосплавочной мастерской на набережной реки Ангары и, дав полный ход, двигается вверх по направлению к озеру Байкал.

Миновали, обменявшись приветственными свистками, пристань, где стоят пароходы, идущие в загородный сад «Царь–Девица». Оставили влево гордость города Иркутска — памятник императору Александру III и музей географического общества, близко проплыли мимо сада «Царь–Девица», в который от пристани ведет лестница на мост через железную дорогу. Здесь имеется открытая сцена, собственный дамский оркестр, хороший ресторан, а главное, что привлекает сюда иркутян, это чистый свежий воздух, отсутствие пыли, красивые виды...

С этой местностью связана поэтическая, с сибирской точки зрения, легенда... Давно это было... Здесь проживал со своей дочкой поселенец. Копил он себе деньгу, да и припрятывал в кубышечку (тогда еще сберегательных касс не было). Проведали про это «добрые люди», по–прежнему — разбойнички, а по–нынешнему — экспроприаторы. Воспользовавшись отъездом поселенца, решили захватить казну. Провертев где–то дыру, стали поочередно забираться в горницу. Но дочь поселянина, не даром сибирячкой зовется, видала виды, не струсила, а припасла топор острый и стала сторожить. Только просунул голову один, она хвать топором (девица эта была сильная), и нет головы: тот не успел даже вскрикнуть. Она же, не долго думая, втащила разбойника в горницу. Думая, что все благополучно, стали пробираться один за другим и остальные, которых постигла та же печальная участь. Кубышка была спасена. Вот за этот подвиг дочь поселенца была названа «царь–девицей», а уж потом стала называться так и вся местность: маленькая деревенька и загородный сад. Отсюда железная дорога, идет по самому берегу Ангары, вплоть до Байкала.

Наш «Сибиряк» медленно ползет вперед, с трудом борясь с сильным течением, двигаясь зигзагами от одного берега к другому, лавируя среди многочисленных островов.

Правее осталась деревня Кузьмиха, куда некоторые иркутяне выезжают на дачу, поселяясь в обыкновенных крестьянских избах, и проводят лето в полном смысле на лоне природы, если таковая позволяет, а то часто бывает и дождь, и холод, особенно в половине августа, на Ангаре же густые туманы, насквозь пронизывающие своей сыростью.

Пассажиры устроились на пароходе по–домашнему, кто захватил свою провизию, а другие обратились к помощи буфета, и на столиках, несмотря на раннее время, появилась и выпивка, и закуска в таком изобилии, что под конец путешествия некоторые очутились в беспомощном состоянии, раскачиваясь с боку на бок, точно на море во время бури.

Денек выдался поразительно хороший...

Небольшой ветерок, довольно свежий. Яркое, но не жгучее солнце. Вдали при поворотах парохода вырисовываются Байкальские горы, сначала чуть заметные, в виде бледной полоски, а потом выступающие более резко на фоне ясного неба. Чудный свежий воздух... То пахнет свежескошенным сеном, то рыбой, то ароматом неизвестных полевых цветов, то ясно чувствуется запах осоки...

На бесчисленных островах, покрытых рощами, прекрасными лугами, местами пасется скот, который перевозят сюда на все лето... Вон целый косяк лошадей. Завидев пароход, они мчатся во весь дух подальше от пыхтящего чудовища, нарушившего безмолвие островка. Там стадо коров спустилось к реке на водопой... Меланхолически уставившись на пароход и следя за его движением, они продолжают свою жвачку. Но вот поднятая пароходом волна с шумом наползла на берег, вороша галькой и стараясь забраться повыше... Это было так ново и неожиданно для коров, что вывело их из оцепенения... Они бросились подальше от воды,— откуда только прыть взялась...

Между островками крестьяне из прибрежных деревень ловят сетями рыбу. По берегу бродит в поисках грибов или ягод приехавшая на лодках детвора. Взрослые же степенно сидят на берегу, разложили костер и приготовляют обед на вольном воздухе, желая использовать праздничный отдых вовсю. Местами, где идет сенокос, разбиты большие палатки, и там толпится много народу; оттуда доносятся шум, веселье, слышатся песни и непременная гармоника, которую, впрочем, стала во многих местах вытеснять балалайка...

На некоторых островах, а то и просто по правому берегу бродят охотники. Выстрелами вверх салютуют пароходу. И каждый раз капитан дает три оглушительных свистка, благодаря за приветствие...

Вот идет целая группа с ружьями. Ради забавы стали стрелять поодиночке, дожидаясь, чтобы на пароходе заметили и ответили... И так сначала один, там другой... Поднялся оглушительный рев, такой, что даже пассажиры запротестовали...

Проезжаем мимо целой деревеньки, раскинувшейся по островкам. Жители высыпали на берег, ребятишки бросились к лодкам, чтобы покачаться на волнах...

За поворотом небольшой островок, на который пробирается вброд через протоку стадо коров...

По правому, низменному берегу тянется знаменитая «владимирка», памятная многим сибирякам, побывавшим на Сахалине...

От этапа к этапу, от селения к селению непрерывной цепью тянется она на восток. Сколько тяжелых картин она видела! Сколько ужасов могла бы порассказать!.. Но она безмолвна... Только деревни свидетельствуют о былом оживлении на этом знаменитом сибирском тракте...

Два велосипедиста состязаются с пароходом, беспрерывно борющимся с напором воды, чем дальше, тем сильнее...

На левом берегу, на половине дороги до Байкала, раскинулось село Михалево, возле которого приютилась железнодорожная станция. Недалеко находится стрелковый лагерь...

Круто поворачиваем влево и скрываемся среди островков...

Мимо нас быстро несется по течению большая лодка... Ветер сильно надул парус, подгоняя ее... Она промелькнула мимо нас, пройдя почти у самого борта...

Влево осталась рыболовная дача, куда иркутяне ездят побыть некоторое время среди природы, позабавиться ловлей рыбы... Вот миновали громадный Коноваловский остров. С Байкала потянуло холодком, несмотря на июльское солнце, щедро посылающее свои жгучие лучи на землю. Все на пароходе обветрились, загорели...

Ангара то широко разливается на просторе, разбивается на массу мелких протоков, омывающих многочисленные острова, то, сжатая близко подступающими лесистыми горами на обоих берегах, значительно суживается. Масса воды бурлит, клокочет, точно злится на скалы, не дающие ей развернуться... Человек оказался сильнее могучей Ангары. Он шаг за шагом отвоевывает у гор целые площади, сбрасывая громадные камни в реку, еще более стесняя русло. По правому берегу, взбегая на горы и снова ныряя в долину, тянется все та же «владимирка»... На левом берегу вьется лентой, подчиняясь извивам реки, железная дорога у самого подножья лесистых гор. Изредка пробежит поезд. Местами идет усиленная работа по расчистке полотна для второго пути... Вот уже ясно виден Байкал и вдали громады, окружающие его...

• А.Я. Таранец. На Байкале. Часть 1.
• А.Я. Таранец. На Байкале. Часть 2.

Источник: Исторический вестник, т. 127, № 3, 1912 г.