Основные этапы жизни и творчества И.Д. Черского

В 1882 г. Отдел, принимая во внимание здоровье Черского, послал его на Нижнюю Тунгуску (прим: Намеки Черского в письме к Н.И. Витковскому от 22 окт. 1882 г. позволяют догадаться, что он хотел продолжать научение Забайкалья, но его заставили ехать на север.), поручив ему ведение в истоках этой реки, в с. Преображенском, метеорологических наблюдений, организованных в связи с первым полярным международным годом. Черский прожил здесь до конца августа 1883 г.; позже, в 1885 г., он изложил результаты геологических работ в этом районе (главным образом, в области послетретичных отложений) и дал описание современной фауны и остатков человека.

Но здоровье Черского все время было очень плохо; повидимому, частью по нездоровью, а частью в результате каких–то интриг он должен был совсем оставить свои работы в Отделе Географического общества, и мы видим его некоторое время на скромной роли приказчика мелочной лавки в Рабочей слободке у соотечественника — политического ссыльного.

В это время Черский все еще был принудительно связан с Иркутском: в 1875 г., после окончания Оленекской экспедиции, некоторые ссыльные по польскому восстанию, принимавшие участие в экспедициях и работах Географического общества, получили по ходатайству Общества полную амнистию, но Черского эта амнистия не коснулась. Лишь в 1883 г. он получил свободу по манифесту об общей амнистии политических ссыльных, осужденных по восстанию 1863 г.

В 1885 г. Черский мог выполнить предложенную ему Академией наук работу — геологические исследования вдоль Сибирского почтового тракта от Байкала до Урала. По окончании этой работы Черский переселился с семьей в Петербург.

Следующие годы — наиболее плодотворный период кабинетной работы Черского, период создания крупных научных сводок. Перенесенный из далекого сибирского города в столицу, в среду интенсивной научной деятельности, Черский, с новой энергией отдался любимому делу — приступил к суммированию собранных фактов и монографической обработке материалов. Он привел в порядок свои старые наблюдения; подготовил к печати первый том геологического описания берегов Байкала, появившийся в 1886 г. в Записках Восточно–Сибирского отдела. Географическое общество уже давно обратило внимание на работу талантливого геолога и географа: в 1876 г. он был награжден малой серебряной медалью Общества, в 1878 г. — малой золотой. С переездом Черского в Петербург Общество поручило ему несколько крупных работ — он обрабатывал материалы А. Л. Чекановского, собранные последним на Нижней Тунгуске, Оленеке и Лене и оставшиеся после смерти исследователя необработанными; но только в 1896 г. дневники этой экспедиции в обработке Черского дождались опубликования. П.П. Семенов привлек Черского к составлению дополнений к «Землеведению Азии» Риттера: пятый том этой сводки, заключавший описание Байкала, Восточного Саяна и Забайкалья, был закончен Риттером в 1832 г. и требовал коренной переработки. Основным материалом для этих дополнений должны были служить неопубликованные еще наблюдения Черского. В течение пяти лет своего пребывания в Петербурге Черский отдавал все свои досуги этой работе и составил обширное и детальное физико–географическое описание (преимущественно орографическое со значительным количеством геологических данных) — около 36 печатных листов по северо–западному побережью Байкала и более 20 листов по Восточному Саяну и долине Иркута. После его смерти в 1894–1895 гг. эти рукописи, с дополнениями Г.П. Петца и П.П. Семенова, вышли в двух больших томах.

Черский, кроме того, участвовал в текущей работе Общества, например в составлении программы наблюдений над высыханием и обмелением озер Западной Сибири.

Другая большая работа велась Черским в Академии наук: кроме отчета об исследованиях 1885 г., он был занят обработкой огромной коллекции четвертичных млекопитающих, собранной А. Бунге и Э. Толлем на Ново–Сибирских островах и в устьях Яны и Лены в 1885–1886 гг. Черский изучил также остеологические коллекции Геологического комитета, Петербургского университета, Горного института и некоторые образцы из Московского университета, Военно–медицинской академии и коллекции Н.Я. Словцова в Тюмени. Большая монография, более 50 печатных листов,— плод этой многолетней работы — была опубликована Академией наук в 1891 г. на русском языке, а в 1892 г. — на немецком.

Черский в эти годы несколько вышел из поставленных им себе скромных рамок ученого–анахорета. Он делал доклады в ученых обществах — из них наиболее замечательный 3 мая 1886 г. в Петербургском обществе естествоиспытателей о тектонике, истории развития и орографии горной страны, составляющей северо–западную окраину Внутренней Азии. В этом докладе Черский решился дать уже смелые и широкие заключения. Интересны также его доклады 1 ноября 1886 г. в том же Обществе о послетретичных отложениях Сибири и в годичном заседании Минералогического общества 9 января 1890 г. — о распространении четвертичных млекопитающих в субарктических областях. В этих докладах Черский излагал итоги своих многолетних работ и выступал перед петербургскими учеными как лучший и признанный знаток геологии и кайнозойской палеонтологии Сибири.

Черский получил в это время и формальные знаки признания его заслуг — он был избран членом обществ Географического, Минералогического, Археологического и Московского общества испытателей природы. Географическое общество присудило ему в 1886 г. золотую медаль имени Литке. Он получал постоянную небольшую пенсию — 300 руб. в год (в дополнение к текущим заработкам).

Но все же материальная база была очень скудна, и Черский с женой и маленьким сыном жили в плохих условиях, на окраине города, в грязном домике на 14–й линии у Малого проспекта Васильевского острова. Ядринцев, который посещал его там, сообщал, что Черский, занятый любимым делом, был спокоен, не замечал ни интриг, ни бедности и наивно уверял, что в Петербурге жить гораздо лучше, что прогулки на Смоленское кладбище доставляют ему много наслаждения и что жена даже поздоровела. Но его собственное здоровье было попрежнему плохо — «он до того изломан жизнью, в нем столько нервного, болезненного, он смотрел таким хилым, что становилось жалко его до боли».

Тем не менее Черский попрежнему не обращал внимания на свое здоровье и не щадил себя. Изучение четвертичной фауны северо–востока Сибири привело его к выводу, что только там можно найти разрешение важнейших вопросов зоогеографии постплиоцена. Поэтому он предложил Академии наук организовать трехлетнюю экспедицию для изучения Яны, Индигирки и Колымы и решил сам выполнить это тяжелое — даже для совершенно здорового человека — путешествие. Его друзья испугались за него, но Черский так увлекся этой идеей, так помолодел при мысли о новой интересной работе, так много надежд возлагал на изучение этих суровых областей, почти не посещавшихся еще геологами, что никто не осмелился повлиять на его решение.

Экспедиция выехала в 1891 г. из Петербурга; с Черским ехала его жена Мавра Павловна и сын Александр 12 лет. Во время своей иркутской ссылки Черский женился на простой, почти неграмотной девушке, но теперь она сделалась его помощницей, коллектором, метеорологическим наблюдателем и переписчицей его рукописей. С ними ехал еще стрелок–препаратор Г. Дуглас.

От Якутска экспедиция перешла к вьючному передвижению и через Оймякон (в истоках Индигирки) прошла в Верхне–Колымск. Этот путь, пройденный до того только путешественником XVIII века Г. Сарычевым, представлял большие трудности — высокие перевалы, тайга, плохие тропы и в особенности бесконечные болота приалданской части пути. Из Якутска к экспедиции был прикомандирован казачий урядник Степан Расторгуев, участвовавший уже раньше в двух экспедициях (поиски шхуны «Агнесса» и экспедиция энтомолога Герца).

28 августа ст. ст. экспедиция вышла в Верхне–Колымск — маленькое селение, состоявшее тогда из семи изб без крыш и старой церкви. Здесь предстояло провести 9 месяцев до вскрытия Колымы. В Верхне–Колымске Черский занялся разбором коллекций и послал отсюда в Академию наук предварительный отчет и ряд писем на имя непременного секретаря А.А. Штрауха и академика Ф.Д. Плеске с живым интересным описанием пути от Якутска до Верхне–Колымска и жизни в последнем. Письма эти полны бодрости, но на самом деле в болезни Черского наступил резкий перелом.

Уже при выезде из Петербурга инфлюэнца (грипп), которой Черский в это время болел, дала сильные осложнения, и он постепенно так ослабел, что его принуждены были на руках поднимать в кибитку. Санный и колесный путь до Иркутска в таком состоянии мог вынести безропотно только такой сильный духом человек — и недаром Иван Дементьевич писал академику Ф. Плеске: «благо, что о падениях духа не при мне писано».

В Иркутске и во время плавания по Лене Черский вполне оправился, но проезд верхом по дебрям Индигирских хребтов вряд ли был для него легким — по дневникам экспедиции видно, что он не мог во время пути осматривать обнажений, расположенных высоко на склонах долин. Как известно из писем Черского, уже в Иркутске у него началась тяжелая болезнь сердца.

В Верхне–Колымске в конце марта у него появился кашель нового, угрожающего характера — с выделением кровавой мокроты, с горловыми спазмами, с непроизвольными движениями диафрагмы. Насколько можно судить по записям Черского, это был туберкулез или рак легких. Ко времени отплытия из Верхне–Колымска кашель временно прекратился, но Черский был настолько слаб, что сам уже не мог написать письмо непременному секретарю Академии наук, а только подписал его. В этом письме так же, как в письме к Ф. Плеске, Черский делает распоряжения на случай своей смерти, которую он считал неизбежной в самом ближайшем будущем.

Черский почти точно определил день своей смерти в разговоре с местным священником В. Сучковским: «При самых лучших условиях я надеюсь протянуть еще недели три, но больше — вряд ли». Он сказал Сучковскому: «Я уверен, что уж более не в состоянии буду Вам писать и вряд ли даже смогу подписать продиктованное мною письмо». Смерть его не пугала — его беспокоила невозможность закончить начатые работы, а также участь сына — в том случае, если жена не переживет его.

Несмотря на все возрастающую слабость, Черский решил начать второй маршрут с тем, чтобы довести работу до устья Колымы и затем вернуться в Средне–Колымск. Он принял меры к тому, чтобы в случае его смерти его жена могла закончить работу. Препаратора Г. Дугласа пришлось отпустить в Верхне–Колымске, так как он оказался непригодным для дальнейшей работы, но казак Расторгуев сопровождал экспедицию до конца и много помог М.П. Черской в тяжелые минуты.

• С.В. Обручев. Основные этапы жизни и творчества И.Д. Черского. Часть 1.
• С.В. Обручев. Основные этапы жизни и творчества И.Д. Черского. Часть 2.
• С.В. Обручев. Основные этапы жизни и творчества И.Д. Черского. Часть 3.
• С.В. Обручев. Основные этапы жизни и творчества И.Д. Черского. Часть 4.

Источник: И.Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Иркутск, 1936 г.