Байкал летом
Бурятское предание о возникновении Байкала
Ветер сармун не переставал дуть, несмотря на угощение духов, и я решился ночевать на Ольхоне. Буряты уселись вокруг огня; они жгли в золе бараньи лопатки, разсматривали их у огня и делали какия–то предсказания по оказавшимся на них трещинам и внутренним жилочкам, спорили, судили, рядили и, наконец, свернувшись венком вокруг огня, уснули. Я поместился под опрокинутою лодкою, записывал путевыя заметки, разсуждения с бурятами, вслушивался в сердитый шум волн, глухой плеск их в утесы и только на разсвете, завернувшись в толстый суконный плащ, уснул на берегу Байкала.
Буряты ольхонской управы, находящейся от Иркутска в разстоянии 240 верст, смежны владениями земель с одной только стороны с крестьянами манзурской волости; с других сторон их владения ограничены Байкалом; кочуют буряты частию на острове Ольхоне, от котораго буряты получили и свое название, частию против него на берегу Байкала.
Справедливо говорят: сиди у моря и жди погоды! Утром 7 июля ветер сармун все также дул из верхней пади вдоль пролива, и не только бедная бурятская лодка, где 6 коротконогих и толстых бурят едва бороздят длинными веслами воду, сидя на досках высоко–положенных на бортах лодки, но и иркутския суда знаменитаго омулеваго производства трепещут дыхания сармуна, застигающаго их в проливе и бросающаго на скалы или увлекающаго в море.
На вопрос: когда утихнет этот негодный сармун? тайша отвечал, что остров Ольхон, или вернее дух, на нем обитающий, не желает, чтобы чиновники посещали Ольхон и потому всякий раз при их поездке на заповедную землю непременно начинает задувать сармун и морит их на пустынном берегу по нескольку суток голодом.
— За что же такая немилость к нам со стороны этого духа?
— Это не немилость; но чиновникам не должно бы ездить сюда, и дух этого не желает.
— Почему же не должно?
— Потому что этот остров заветный, заповедный.
— Что же в нем заветнаго?
— Я разскажу вам бурятское предание: говорят, что на месте нынешняго Байкала была прекрасная, плодоносная страна, населенная многочисленным народом. Люди эти, вместо того, чтобы жить мирно, молиться богам, пасти свои стада, петь и играть на балалайках, пустились в разныя проказы, ссоры, худыя дела и до того надоели и опротивели богам своими шалостями, что они решились погубить весь развратный народ. Начались землетрясения, земля так раскачалась, что стала трескаться, из трещин вышло сильное пламя и зажгло леса и землю, разразились страшныя бури и грозы, и земля, на пространстве 600 верст в длину, провалилась со всем народом; обширный провал, как чаша, наполнился водою, образовавшею море. Только одни жители Ольхона за их веру и добродетели спасены богами на их родных утесах. Народное предание говорит, что ольхонское поколение было чистой, благородной крови праотцев, смешанной с кровью богов, от которых они первоначально произошли; принадлежало племени, по выражению тайши, больших высоких людей, т. е. исполинов земли.
Но как в бытность мою на Ольхоне, я не нашел этих великанов, и бурята, кочующие там, коротконоги, широкоплечи, безобразны, неопрятны и умеют только мастерски лазить по скалам, на высоте которых человек кажется не более детской куклы, то на вопрос мой: отчего же ольхонские буряты ныне такие маленькие и куда девалось то большое, высокое племя, которое жило здесь и было любимо богами? Верно оно ушло куда–нибудь и буряты поселились здесь после?
Тайша задумался и видимо затруднился ответом; но за него явился другой ответчик.
— Нет, отвечал тот, поколение больших людей никуда не уходило и бурята родились от него; но за то, что ольхонцы стали знакомиться и родниться с другими народами, не–ольхонцами; смешали кровь свою с их кровью; стали ездить в гости, торговать, звать к себе гостей;— вот за это их наказал дух и они стали такими же маленькими, как другие люди.
— Вовсе не такими же маленькими, а еще меньше всех других людей. Я не видал таких маленьких
человечков, как ваши ольхонцы.
— Ну вот, видишь, это наказал дух. Предание говорит, что чем больше ольхонцы будут родниться с другими народами, ездить в гости и звать к себе гостей, тем будут делаться все меньше и меньше.
— И наконец сделаются такими маленькими, как тараканы? Неправда ли?
Бурята переглянулись и не отвечали.
— А почему же дух ваш не желает, чтобы чиновники посещали Ольхон и держит их по нескольку суток?
— Не хочет, чтобы они ездили сюда в гости. Он не любит гостей.
— А кто приехал не в гости, не гулять, а по надобности и кого держать нельзя под опасением, чтоб не попасть, за продержку в земский суд; то с теми как думает поступить ваш дух?
— Ну тех он может быть и держать не будет.
— Видно боится земскаго суда? Друзья мои, нельзя верить всякой сказке. Сармун дует не от того, что будто бы дух ваш не желает, чтобы чиновники ездили на Ольхон; а оттого что это один из таких ветров, которых много в Сибири и которые дуют в одних местах утром, в других в полдень, в третьих вечером, а в четвертых ночью, смотря по разстоянию и времени, в которое пробегает ветер до известнаго места. Выпейте лучше чайку и приготовьте вашу лодку; авось к полдню сердитый сармун ваш утихнет, дух умилостивится и мы переедем благополучно.
Дав бурятам порцию чаю и усадив около чугунной чаши, я поднялся на один из высоких береговых утесов, откуда был виден весь почти Ольхон и со всех сторон его окружающее море,— чтобы полюбоваться скалами и синевою Байкала.
Откуда зашла сюда легенда, думал я, общая почти всем народам, о преступлении праотцев, провале, наводнении и гибели? Не доказывает ли это только справедливость идеи нашего библейскаго сказания и что разделившияся племена разнесли историю события, а время и невежество исказили смысл его?
Если предположить, что разселина,— и я опять принялся за мою гадательную теорию о любимой разселине,— если предположить, что разселина прошла позади Ольхона, что Ольхон оторвался от материка и одним концом осел на ея окраине, то осевший конец должен быть тот, который обращен к туркинским горячим водам, лежащим на южном берегу, против самаго Ольхона, и должен быть теперь погруженным в воду.
Действительно, между островом Ольхоном и туркинскими горячими водами проходят подводныя гряды гор, гребни которых в иных местах отстоят не более аршина от горизонта Байкала и затрудняют плавание, особенно в бурную погоду, от чего суда и проходят из Иркутска в Верхнеангарск и обратно преимущественно Ольхонским проливом. Следовательно, это — провал и часть Ольхона видимо осела и залита водою! Может быть,— северный край Ольхона был выше воды во время разлива Байкала в уровень с горами и до образования Ангарскаго прорыва.
Положим, что это именно так и было; то неужели это обстоятельство случилось тогда, когда здесь жили люди? Впрочем, что ж мешает верить, что хотя Байкал образовался во времена доисторическия: но может быть после всех геологических переворотов нашей планеты? Разве мы не знаем примеров появления островов среди морей во времена недавния, оседания почв, образования озер и тому подобных явлений? Что же мешает нам думать, что и Байкал образовался назад тому менее 1000 лет, когда здесь жили люди? Пусть будет и так; день раньше, день позже,— ничего не прибавят к моей теории, и я убежден, что это разселина, провал.
Я принялся разсматривать скалы. Оне шли совершенно по одному направлению на всем видимом мною пространстве, не только на острове, но и на материке; были похожи на бегущия и внезапно отановившияся, окаменевшия волны; те же всплески, те же заломившиеся гребни; на волнах моря белеет кудрявая пена; на волнах гор белеет камень, выдвинувшийся зубчатою стеной и разсыпавшийся как пена, брызгами камней по скатам.
Но как хорош вид с вершин Ольхона! Море как будто поднялось сначала на гору, потом покатилось во все стороны под гору, за ним покатились и береговыя горы, все ниже и ниже; чем далее, тем глубже. Отдаленныя горы рисовались какими–то неясными, фантастическими очерками, сквозь синюю дымку морской мглы и отдаленности. Вот и Туркинския горы, хотя до них отсюда более 70 верст, но оне ясно видимы; а горы, лежащия ниже устья Селенги, решительно исчезли во мгле.
Так это была прекрасная плодоносная страна, населенная многочисленным народом и теперь над нею бурлит и шумит строптивый Байкал! И думал я, смотря на темную синеву озера, сильно блестящую от лучей солнца, как бы покрытую серебряной чешуей: может быть и так! Не знаю, долго ли продолжались бы размышления, если бы подошедший сзади бурят не прервал их.
— Что ты сидишь здесь и нейдешь на берег?— спросил он.— Тайша велел тебе сказать, что пора ехать и сармун утих.
— А отчего утих сармун?— скажи мне.
— Оттого, что перестал дуть.
— Скажи, бурят, отчего сармун перестал дуть?— настойчиво спрашивал я бурята.
— Толмач угей.— Переводчика нет,— отвечал он.
— А, теперь толмача нет, когда не знаешь что отвечать! Да ты лучше всякаго переводчика умеешь говорить по–русски. Скажи правду, видно сармун испугался земскаго суда?
— Чего пугаться; подул да и будет, вишь устал,— отдохнуть надо.
— Отдохнуть надо? А скажи мне, какой же бог сделал землетрясения, бури и грозы, когда провалился Байкал с народом?
— Тынгыри дугаху бурхан.
— А как его назвать по–русски?
— Бог–дух на небеси играет.
— На небеси играющий Бог, так что ли?
— Да.
— А, теперь понимаю; это значит бог молнии и грома, который бьет огнем и оглушает громом; так, что ли?
— Да.
— Ну, а скажи мне, когда и при ком же это было; то есть при ком провалился Байкал?
— Не знаю.
— А как говорится в предании?
— Старик не сказывал.
— Ты почему же не спросил его?
— Не догадался.
— А скажи мне, какой сильный дух живет на Ольхоне, который не любит русских чиновников?
— Бурхан Бегдзе!
— Ну, а какому ты богу молоться?
— Всем богам маленько молимся.
— Каким же всем?
— Русскому Богу маленько молимся,— саган, убугун, бурхан. Добрый Бог, очень добрый Бог! Братска маленький человек; а русской Бог любит братска; братска любит русской Бог; братска кланяется ему, молится; очень добра русской Бог!
— Тебе надобно идти в русскую веру.
— Надо, надо, друг. Добра русской Бог! Рыба просишь,— рыба даст; хлеба просишь,— хлеба даст; барана просишь,— барана; деньги просишь,— деньги даст; много помогает, всяка добра дает; надо русска вера идти.
— Иди и хорошо сделаешь, если пойдешь.
— Думал об этом; толковать надо, толковать не с кем.
— Приезжай в Иркутск,— там есть с кем посоветоваться.
— Надо ехать, надо советовать.
В этих ответах видимо отражалось понятие дикаря о божестве.
— Какому же еще ты молишься богу?
— Тынгыри дугаху бурхан.
— А еще?
— Абай гысыр богдо.
— А как назвать его по–русски?
— Язык нет.
— Как язык нет?
— Назвать по русски нет, толмач угей.
Я записал абай гысыр богдо в записную книжку и долго бился я в разспросах, чтобы дознать имя этого бога. Что же оказалось? Абай гысыр богдо переводят именем Александра Македонскаго. Откуда Александр Македонский попал в число богов у бурят шаманскаго исповедания? Если перевод действительно справедлив, то всего вероятнее, что изустныя предания, переходящия от одного народа к другому, переносят имена знаменитых людей, посвящают их в число богов, духов и проч.; а как все вообще безграмотные дикари шаманскаго исповедания много приняли от ламайской веры, то в числе имен ламайских кумиров вероятно перешло и имя абай гысыр богдо.
Буряты, исповедывающие шаманство, молятся идолам, или именам их, принятым от всех возможных народов, названия которых они в состоянии удержать в своей памяти; но замечено, что они оказывают особенное уважение к христианской религии и невольно рождается желание, чтобы все эти племена поскорее озарились светом христианства, потому что они подобны тем людям, которые, сбившись с дороги, бродят во мраке ночи, ищут куда бы им выйти на свет Божий и где бы приютиться.
Впоследствии некоторые ольхонцы действительно приняли христианскую веру; но в ту минуту, когда я разсуждал с бурятом на утесе Ольхона, христиан не было еще между ними.
Источник: Морской сборник, 1866 г., т. LXXXVI, № 9, стр. 87–120. Санкт–Петербург.
