Работы экспедиции на Байкале от Утулика до Мысовой
Лето настоящаго года нельзя назвать благоприятным для гидрографических работ байкальской экспедиции. До половины июня погода стояла еще сносная. Затем же, от горевших вокруг Байкала лесов нанесло такую густую мглу, что, по временам, в полверсте ничего уже не было видно. В воздухе чувствовалось удушье, так как дни, в сущности, стояли тихие и жаркие. Чтобы прочистить атмосферу, наполненную такою гарью, нужна была ненастная погода: сильный ветер и дождь. Только чрез полмесяца дождались мы этого желаннаго дня. Но тут опять была крайность: 2 июля утром даже ближайшия к озеру высокости южнаго берега оказались покрытыми обильным снегом, температура же наружнаго воздуха упала до +2? Цельсия.
В той части южнаго Байкала, где мне пришлось работать, и именно от Утулика до Мысовой — такия резкия перемены погоды не отражались на благосостоянии крестьянина, так как, в сущности, оба берега Байкала от Лиственичнаго к западу очень мало заселены. На южном берегу хребет гор отходит несколько дальше вглубь, поэтому там встречаются чаще небольшие заливные луга, преимущественно около речек.
Кругобайкальская почтовая дорога несколько оживляет эти места,— поэтому преимущественно около станций образовались уже поселки, как например, Утуликский, Муринский, Снежной и др. Само правительство поощрило переселение крестьян на эти места. Так как все реки, около которых образовались эти поселки,— рыбныя, то крестьяне и жили главным образом этим промыслом, продавая засоленную, а иногда и свежую рыбу в Иркутск, или же обменивая ее у бурят на хлеб.
Так продолжалось до настоящаго года, когда однажды летом по всем этим поселкам проехал один зажиточный рыбопромышленник с бумагой, в которой значилось, что за приобретением им в аренду рыбнаго промысла от Култука до Снежной,— крестьянам безусловно воспрещается рыбная ловля в этих местах... Крестьяне приуныли. Многие из них потому только и переселились на эти места, что можно было жить одним только этим промыслом, так как для хлебопашества совершенно нет места, да и почва преимущественно каменистая. Прямо хоть уходи обратно. Но... они все–таки надеятся, что «авось» примут во внимание их положение и дадут им хоть часть в пользование. В противном случае, при небольшом ходе рыбы, им придется только–только заработать арендную плату, которая довольно таки высока, а самим голодать...
И в самом деле, что может дать Байкал в этих местах кроме рыбы? Для скотоводства места нет, для хлебопашества — тоже. Остаются еще, разве, ягоды и орехи?.. Здесь каждая падь, каждый луг уже на счету и даже имеют историческое значение. Деревянные срубы, разсеянные по берегам и носящие название «зимовьев», свидетельствуют уже о нередком пребывании в них их владельцев, наметивших себе местечко или для сенокоса, или рыбной ловли, или же рубки леса. Какой–нибудь Гладилин облюбовал себе местечко в пади, у речки,— и уже речка и падь приобрели название «Гладилихи». Падь «Каторжанка» свидетельствует также о первых пионерах, селившихся или даже просто укрывавшихся в этих местах... Немалой известностью пользуется также зимовье Окладникова, который в настоящем году со всей семьей поселился на Тонком мысу в пяти верстах к востоку от Мурина, живя в кое–как сколоченном срубе, и занимаясь ловлей рыбы на значительной отмели к востоку от Мурина.
В половине августа нам пришлось перебраться по восточную сторону дельты р. Селенги, и именно в залив Провал, к мысу Облом.
«Провал», «Облом» — не правда ли, названия далеко не поэтическия? Между тем факты налицо. У мыса Облом находится восточный предел залива Провал, где обломался берег; от него же к западу почва опустилась на пространстве около 18 верст в ширину и до 12 верст в длину. По разсказам одного из старожилов — очевидцев этого провала, крестьянина села Оймур, Б–скаго, это было 37 лет тому назад. — 1 января 1861 года в полдень, земля опустилась, и «пошел вал», затопивший громадную площадь до 250 кв. верст. По счастию, вся эта площадь, за исключением деревушки (бурятской) Цаган, была отведена под сенокос; люди же находились на льду, занимаясь ловлей рыбы,— погибла только артельная стряпка, находившаяся в то время на берегу в зимовье. Тысячи голов скота погибли, образовавши собою живой мост... (в то время у каждого бурята было до 300 и более голов скота). Находившиеся на льду, оторванные от берега, пробыли на нем около трех дней, прежде чем провалище настолько затянулось льдом, что можно было пройти по нем и подать им помощь.
И теперь на берегу этого залива все напоминает о «провалище» — как говорят крестьяне. Волна все еще продолжает выбрасывать дерн, намывает черную землю, а берег представляет жидкую грязь и трясину. Из воды до сих пор еще торчат, местами, «колоды», т.е. старые пни и деревья. Местами берег сползает, и волна продолжает свое дело дальше. Проходя по ближайшей к берегу луговой низменности, чувствуешь, как дрожит под ногами земля; местами же попадаются глубокия и на несколько сот сажен длиною трещины; земля как будто разрывается...
Взглянувши с горы на весь окружающий правалище берег, с расположившимися по нем деревнями: Оймур, Дубининой, Инниной и другими, остается впечатление далеко неприглядное: очертания берега не ясны, сливаются с водою; серыя, почерневшия от времени избы сливаются с серою, черноземною почвой... Только пашни, расположенныя по холмам, несколько оживляют этот серый, угрюмый фон.
Крестьяне всех этих деревень занимаются хлебопашеством, скотоводством и рыбным промыслом и... жалуются, что все идет плохо. В с. Оймур строится церковь, на которую крестьяне очень туго раскошеливаются; сбор же кружечный дал гроши...
Осень вступает в свои права, на ближайших возвышенностях уже выпал на прошлой неделе снег, а по утрам уже дает себя чувствовать морозец...
Источник: Восточное обозрение № 108, 13 сентября 1898 г.
