М.В. Бородкина, 1926 г.

Хищнический лов рыбы

С августа омуль начинает подходить к устью р. Селенги; по словам некоторых рыбаков, с 6–го (по ст. стилю) начинается рунный ход рыбы в самом устье реки. В это время омуль с своим «вечным братом» — хариузом, как говорят крестьяне, поедающим омулевую икру, идет стремительно, большими массами для нереста не только в Селенгу, но и в р.р. Большую, Култушную и Мантуриху. К этому времени, по постановлению Союза рыбаков, рыболовные снасти должны быть все запечатаны представителями местной власти, и ни один рыбак не имеет права безнаказанно ловить рыбу как в Байкале, так и во всех впадающих в него речках. Государством организуется охрана («имальшики»), которая должна строго следить, чтобы не было хищнического лова рыбы.

Из года в год ставится стража, из года в год сами же рыбаки выносят постановления строго воспретить осеннее рыболовство, следить на рыбаками — и все же, несмотря на строгие меры, вплоть до стрельбы в «хищников», ежегодно самими же рыбаками вылавливается идущий для икрометания в Селенгу омуль. Отъявленными «хищниками» считаются более всего Твороговские²⁹⁾, Ст.–Дворецкие, менее Посольские и Колесовские крестьяне. Артель в 9–10 человек, ставя во главе находчивого во время опасности опытного башлыка, имеет заранее приготовленную и спрятанную в густом тальнике, среди многочисленных островов, легкую, узкую, остроносую лодку (сажен пять длиной), носящую название «хуюрки». В нее складываются сети, топор, котелок для чая, парус.

Хищничество по Селенге проходит организованно. Когда сетовщики выходят на промысел, в это время в разных местах по берегу, в камышах, на стогах сена, притаившись, сидят кое где на страже крестьяне, и лишь только лодка «имальшиков» появляется с дозором, как от одного сторожа к другому доносится протяжное «Ухо...ди...и!» Тщетно озираются «имальшики», стараясь понять, откуда доносится это предостерегающее «ухо...ди...и!» Нигде не видно ни души, и лишь в редких случаях, где–нибудь на стоге сена, заметят они фигуру, предостерегающую рыбаков³⁰⁾.

Не успеют «имальшики» появиться недалеко от сетовщиков, как те, уже вытащив сети, быстро плывут, спасаясь от преследования. Бывает часто, что уставшая лодка сторожевой охраны, встретив другую, передаст ей погоню за хищниками, которые в это время, лавируя между камышами, тальником и проч. «задевами», быстро плывут и, если им нет возможности спрятаться где–нибудь в камышах, они выплывают в Байкал, где уже никакие «имальшики» их догнать не могут. Заехав куда–нибудь в сор, артель отдыхает от напряженной, тяжелой работы на протяжении нескольких десятков верст. Редко бывают такие случаи, чтобы сторожевая лодка могла догнать отважных рыбаков. Бывают минуты, когда гребцы теряют силы; от напряжения и жары все пересохло во рту, на голове давно нет шапки, ворот рубахи расстегнут, а частенько и разорван, чтобы больше дать воздуха легким, еще миг... и... вот настигнет лодку стража. «Поднажми, ребята!», кричит башлык и, схватывая ведро с водой, окатывает живительной влагой рыбаков; часть воды попала в рот, освежилась от холодной воды голова, силы прибавились, да они и увеличиваются при виде приближающихся противников. Гребцы дружно гребут веслами, и лодка, завернув в какую–нибудь проточку, быстро скрывается из глаз «имальшиков».

²⁹⁾ В Творогово почти все рыбаки — сетовщики.

³⁰⁾ Однажды такой сторож (старик), желая скрыться из глаз «имальшиков», соскочил со стога, побежал и попал второпях в болото, увяз в нем по грудь, так что его с трудом оттуда вытащили.

Чтобы не навлечь на себя подозрений со стороны «имальшиков», нередко для предупреждения хищников в ход пускают «ботоло» — большой колоколец, привязывающийся на шею скоту.

Но случается, что «имальшики» неожиданно появляются, плывя навстречу «хищникам»; тогда, если нет времени вытащить из воды снасти, обрубают их топором и, не имея возможности скрыться, «хищники» «идут на рыск». Башлык зорко смотрит, направляя лодку навстречу страже; подъехав ближе, неожиданно поворачивает лодку, которая при дружной работе гребцов врезается носом в середину лодки противников. «Тра...х!» Раздается треск — и лодка «имальшиков» тонет, а «хищники», при громких криках стражи, плывут уже по реке и быстро скрываются вдали.

Что же заставляет крестьян заниматься такой опасной игрой, рисковать нередко и своей жизнью, и имуществом? Одной из главных причин в настоящее время является стремление рыбака выйти из затруднительного материального положения, тем более, что омуль осенью («селенга») отличается от летнего своим вкусом, величиной и ценится поэтому много дороже летнего — «каргинского».

Сравнительная легкость добычи рыбы в это время также играет значительную роль, т.к. одна «сплавка»³¹⁾ может дать 150–200 и даже 300 шт. омулей в час–два времени. Однако хищничество нельзя объяснить только желанием рыбака подработать: оно имеет, как мне кажется, более глубокие корни.

Дело в том, что в старину побережье Байкала в описываемом районе и севернее находилось в ведении Посольского и Троицкого монастырей. Посольскому монастырю принадлежала южная часть побережья — до протоки Голутай; далее рыболовные угодья принадлежали Троицкому монастырю. Крестьяне не имели права свободно ловить рыбу; монастырь требовал с них определенную плату. Конечно, население старалось как–нибудь избавиться от арендной платы и ловить рыбу тайком. В то время «хищниками» были все крестьяне; когда же часть рыболовных угодий, по словам крестьян, отошли к экономическим крестьянам с.с. Посольского и Степно–Дворецкого, роли несколько изменились — крестьяне этих селений стали требовать от жителей других арендную плату, которую те не соглашались платить. Тогда одни превратились в «хищников», другие в «имальшиков» и так постепенно дошло и до нашего времени, когда в роли «имальшиков» оказалось государство. Поэтому нельзя сказать, чтобы хищничеством занимались бедняки; приходилось слышать многочисленные рассказы рыбаков по этому поводу: «Ну вот жили мы двое с женой, рассказывал один из знаменитых рыбаков³²⁾: «до четырнадцатого года жись подходявая у нас была; положим, было у нас пятьсот рублей на жись и пятьсот рублей еще ассигновалось на расходы рыболовные; жили мы двое с женой — детей не было, жить можно было, а все же как запретная зона началась, хуюрить надо, бегать, скрываться от имальшиков, вырваться от них!»

³¹⁾ Короткий период времени, в течение которого закидывается и выбирается сеть.

³²⁾ И.Т. Ег–в (с. Творогово).

Хищнический лов омуля не ограничивается только Селенгой. В то время, как в этой реке ловят омуля сетями, в р.р. Большой и Култушной наиболее зоркие рыбаки, приготовив накануне свежее «смолье», в небольших лодках, умело держась на быстрой светлой речке, поднимаются вверх по течению. Один сидит на корме, другой стоит в лодке, держа в руках небольшую острогу в виде вилки с пятью зубьями. Освещаемая горящим «смольем», помещенном на носу лодки («козе»), рыба хорошо видна рыбаку, и он быстро одну за другой, обтирая «вилку» о голенища «ичиг», сбрасывает «котцового» омуля на дно лодки. В ночь, по словам рыбаков, можно таким способом добыть штук 200–300 омулей.

Источник: Сибирская живая старина. Этнографический сборник, вып. II (VI), изд. Восточно–Сибирского отдела Государственного Русского Географического общества, стр. 165–200, 1926 г.

Получить больше информации и задать вопросы можно на нашем телеграм–канале.