Берег Байкала от долины Замы до рч. Онгурен и экскурсия к вершине горы Саган–хада

Долина рч. Замы, до которой довел нас описанный выше маршрут Черского, берет начало двумя верховьями на юго–восточном склоне одной из вершин хребта Приморского, известной под названием Саган–хада, т.е. белая гора (3635' над Байкалом); с вершиной этой мы ознакомимся ниже, при описании экскурсии Черского из Онгурена. Длина Заминской долины не превышает 10 верст, причем она отличается юго–восточным, несколько изогнутым направлением, а в нижней половине длины расширяется от 2 почти до 4 верст, вследствие чего эта часть ее имеет вид осушенной бухты Байкала. Дно долины отличается отчасти степным, отчасти же луговым характером, но выстилающая ее наносная почва нередко весьма камениста. В некотором удалении как от склонов долины, так и от ее устья из–под уровня наносной почвы выступает острововидный бугор, состоящий из роговообманкового гнейса, слои которого падают на ю.–ю.–в.; вблизи него построен бурятский улус. Из таких же, острововидных остатков местных кристаллических пород состоят и оба Заминские мыса, из которых второй, т.е. северо–восточный, носит название Арул. Разобщаясь довольно глубокой бухточкой, мысы эти лежат близко друг к другу и в южной части ширины наносного устья долины, которая, с левой стороны, ограничивается самостоятельным мысом Халтыгэй, составляющим оконечность отрога левого берега Заминской долины. Речка Зама очень маловодна, к тому же отводится еще местными жителями для орошения сенокосных мест; впрочем, устье ее не было осмотрено Черским, так как, поспешая в Онгурен, он пересек долину эту в поперечном направлении, где тропа поднимается на отрог левого берега низовьев Замы. Отсюда видно, что около северного склона мыса Арул (см. выше) располагается небольшое лагуновидное озеро, вытянутое вдоль берега Байкала. Халтыгэйский отрог, через который переваливает Онгуренская дорога (тропа), отличается здесь незначительной шириной и состоит из гнейса, пласты которого, очевидно, изогнуты или сдвинуты, так как простирание их изменяется от с.–з–го и до с.–в–го, а наклон от отвесного до с.–з–го. Спуск с него ведет к низовьям небольшой, сухой долины, носящей то же название (Хылтыгэйская); в ней из–под растительного слоя выдаются одни лишь плитки кремнистого сланца и кварцита, залегающих очевидно под гнейсом, но в выносах ближайшей к устью левой ветви долины наблюдаются валуны, гальки и глыбы хлоритового очкового гнейса, тогда как в склоне левого берега обнажаются еще кварцит, а также роговообманковый гнейс. Отрог, на который поднимается здесь дорога, гораздо шире Хылтыгэйского (до 7 верст), он в общем террасовидного типа и достигает 328' высоты. За ним следует долина Xулугунэй, интересная в том отношении, что ее устье разделяется на две части расположенной там уединенной, островидной горой, в которой, как и в ближайшей части описанного отрога, обнажается уже очковый гнейс, падающий на ю.–в. и ю.–ю.–в. В левой части низовьев долины находится лагуновидное озерко, в которое впадает ключ, берущий начало в левой ветви долины; около озерка расположен и бурятский улус. Отсюда остается только верст 6 до Онгурена, на пути к которому необходимо пересечь еще одну сухую долину, известную под именем Xергалтэ. На этом протяжении, в составе гор участвуют очковый гнейс, перемежающийся с хлоритовым сланцем, который преобладает ближе к Онгурену; наклон пластов ю.–ю.–в–ый с значительными изгибами на левом берегу Хергалтэ. Особенности самого берега Байкала между Замой и Онгуреном нам известны из описания Радде, который в противоположность Черскому, проследовал здесь водным путем. Как и следовало ожидать из невозможности проложить верховую дорогу по самому берегу озера, последний оказывается весьма диким и скалистым, вследствие чего во многих местах он не представляет даже пристани для лодки и только на последних 8 верстах к Онгурену высокие скалы исчезают. В ближайших окрестностях долины Замы Радде собирал фриганеид, убил Emberiza aureola, видел два вида плишек (Motacilla alba и M. lugubris), сокола (Falco aesalon) и Milvus ater. Незначительный сбор насекомых был обусловлен туманной и холодной (+8°.5 Р.) погодой (7 июля). В долине, которую, судя по описанию и расстоянию от Онгурена, следует признать за Хулугунэй (см. выше), по болотистым лугам Радде собирал Cyperaceae, Carices, Pedicularis и Triglochin; здесь же им убиты: Saxicola leucura и Emberiza pithyornus. Что же касается направления береговой линии на описанном протяжении Байкала, то, вслед за вторым Заминским мысом (Арул), она поворачивает в общем на с.–с.–в, и, образуя весьма мало извилин (Заминская бухта и Хылтыгэйская), направляется в таком виде до ближайших северо–восточных окрестностей устья Онгуренской долины (долина Хардо, см. ниже). По замечанию Черского, эта часть берега озера образует собой юго–западную половину большой бухтовидной вырезки (до 47 верст длины, считая по хорде), северо–восточный конец которой находится в 28 верстах за Онгуреном, в виде мыса, известного под названием Рытый (Хыр–хушун, см. ниже); бухту эту, врезавшуюся более чем на 7 верст в прибрежье, он называет вообще Онгуренской, рассматривая остальные изгибы береговой линии как второстепенные вырезки (см. ниже).

Долина Онгурен, по описанию Черского, не превышает 10 верст в длину, но отличается сложностью разветвлений. Она состоит из двух главных ветвей, сливающихся в расстоянии около 1.5 версты от Байкала в одно общее и широкое низовье. Правая ветвь или собственно Онгурен отличается юго–восточным направлением и занята соименным ключем, теряющимся в болотах, не доходя около 2 верст до Байкала. Она принимает в себя с правой стороны, считая сверху, сначала долину Дабани–угун, до 10 верст длины и с северо–восточным направлением, а ниже: Угутэ и небольшую Безымянную долину, тогда как с левой стороны, несколько ниже Дабани–угуна, впадает одна лишь, довольно длинная и болотистая, почти меридиональная долина Гызыгы–нур с двумя озерками ближе к устью. Левая ветвь Онгурена, несправедливо называемая Xурай–Онгурен (хурай — сухой), почти параллельна Гызыгы–нуру, направляясь с севера к югу; протекающий до ней ключ достигает Байкала через посредство параллельного ему, лагуновидного озера; наконец, около самого устья, открывается последняя левая и сухая долина, Тонгужир, верхняя часть которой параллельна Хурай–Онгурену, тогда как нижняя поворачивает на ю.–ю.–з., параллельно Байкалу, отделяясь от него узким, соименным хребтиком, знакомым нам уже по описанию находящегося на нем древнего монгольского укрепления. Вся эта система долин достигает значительной ширины, что в особенности относится к Онгуренской долине и общему низовью их, где ширина равняется более 2 верст. Глубоко врезанное дно долин отличается местами болотистым и луговым характером, местами же степным и солончаковым, как, напр., нижняя часть Тонгужира, где находится и небольшое, соименное озерко; самое большое озеро, Ихэнур, находится на левом берегу рч. Онгурен, несколько выше места соединения этой долины с Хурай–Онгуреном. Самые высокие горы (до 3500' над Байкалом), т.е. самый гребень Приморского хребта тянется в области верховьев Онгурена, севернее долины Дабани–угун, образуя слабо выдающиеся, тупые, иногда и плоские вершины, как, напр., Ангасо–хада (ангасо — лодка) западнее верховьев Онгурена, Хонгинты и Хурай–Онгурен–толгой (толгой — голова, вершина) восточнее. Остальная же часть описываемой системы долин окружается более низкими лесистыми отрогами этого хребта, из которых Дабан (до 430' над Байкалом) отделяет собой Гызыгы–нурскую долину от Хурай–Онгуренской, а Сонгол–хада располагается между последней и Тонгужирской, достигая 1064' над Байкалом. Тонгол–хада представляет еще тот интерес, что Черский наблюдал на нем следы нескольких террас, очевидно озерного происхождения. Одну из них путешественник этот встретил на высоте около 86', другую на 309', третью на 374', четвертую на 503', а пятую на высоте до 946' над Байкалом. На этом именно отроге находятся те описанные нами выше каменные сооружения, которые Черский сравнивает с виденными им жертвенниками у сойотов в верховьях Иркута (см. часть I, озеро Ильчир).

С правой стороны оконечность ближайшего к устью Онгуренской долины отрога называется Хара–хушун (черный мыс), тогда как правый, т.е. юго–западный мыс, отличающийся отчасти горообразным типом, с двумя резко выраженными вершинами; носит название Онгуренского мыса, в противоположность северо–восточному мысу, известному под названием Ядор и принадлежащему к Тонгужирскому хребтику. Весь ландшафт долины отличается, однако, довольно мрачным характером, за исключением северо–восточной части системы (Тонгужир), более открытой и живописной. Относительно геогностического строения местности Черский передает, что в ней преобладают видоизменения хлоритового сланца, с примесью кремнистого и кварцитового, с переходами в зелено–каменную породу, которая ближе к оконечности отрога Дабан принимает сферическую отдельность и уподобляется изверженной породе. В Тонгужирском хребтике, кроме того, обнажаются сиенито–гранит, переходящий в слоистое видоизменение, слюдяно–графитовый сланец и слюдяный сланец, весьма богатый листоватыми скоплениями змеевика. В стратиграфическом отношении Черский различает здесь три отдельные области, как то: правый берег долины Онгурена, а также его верховья, т.е. главный массив Приморского хребта, отличающиеся нормальным простиранием (в.–с.–в.) и падением (ю.–ю.–в.) пластов; затем левый берег той же долины, отроги: Дабан и Сонгол–хада вместе с верхней частью долины Тонгужир, где простирание пластов почти с точностью меридиональное и, наконец, упомянутый выше Тонгужирский хребтик, в котором простирание пластов ломанное, отчасти нормальное, отчасти же меридиональное.

Радде простоял в Онгуренской бухте пять дней (8–12 июля), вследствие неблагоприятной погоды; впрочем, название этой долины ему не было известно и потому только упомянутый в его дневнике бурятский улус Тонгужир («Тонкажир») позволяет приурочить его наблюдения к интересующей нас местности. Улус этот, состоящий из 20 юрт, помещается около версты от берега Байкала, в северо–восточном углу площади низовьев описанной системы долин, около устья соименной долины; другие улусы лежат в собственно Онгуренской долине. Местные буряты ездят для рыбного промысла к северо–восточной оконечности Байкала (Верхняя Ангара), так как в этой бухте омуль не ловится и попадаются только хариусы (Salmo thymallus) в небольшом количестве. Здесь Радде достал экземпляр рыбы широколобки (Cottus); он в первый раз встретился здесь также с дикими гусями и гагарами (Colymbus), убил сорокопута (Lanius phoenicurus), черного дятла (Picus martius) и Emberiza aureola, причем слышал и голос тетерева (Tetrao urogallus); встречены также Saxicola oenanthe, S. leucura, Anthus Richardi и один вид Cypselus. В долине водился также и Spermophilus Eversmannii. Черский, присутствуя здесь однажды при ловле хариусов, был свидетелем, как онгуренские собаки ловили широколобок (Cottus): они бродили по мелким частям бухты, тщательно всматриваясь в камни и плоские гальки, под которыми обыкновенно прячутся эти рыбы, причем, нередко, делали удачные попытки перевернуть такую гальку лапой; завидев рыбу, собака мгновенно погружала морду в воду и, в случае успеха, вытаскивала широколобку и съедала ее тут же. В числе тунгусов, живущих на противоположном склоне прибрежных гор (см. ниже), но выходящих нередко в Онгурен к бурятам, с которыми они находятся в дружественных отношениях, Черский видел старичка с лицом, ужасно обезображенным от ран, нанесенных ему еще в молодости медведем, который водится здесь и везде в изобилии. Вообще, по расспросам, собранным этим путешественником, как равно и по его личным наблюдениям, оказывается, что прибайкальского медведя нельзя считать настолько опасным животным, как о том повествуют преувеличенные рассказы местного русского населения. Случаи ран или смерти от медведя бывают, средним числом, не более одного раза в течение 10, даже 15 лет для данной местности, а таких, чтобы медведь осмелился подойти ночью к огню и нанести вред ночующим около костра, вовсе не бывает, в противоположность мнению русских крестьян, полагающих даже, что животное это умеет погасить неприятный для него огонь, обмачивая свою шерсть в воде и заливая ею костер (!).

Между тем, по показанию тунгусов, бурят и вообще людей, часто охотившихся на медведя, животное это обыкновенно уходит от человека, и известны многие случаи, в которых даже раненый медведь убегал, не обнаруживая ни малейшего желания вступить в борьбу с охотником, а в 1880 г. в окрестностях того же Онгурена (на р. Чанчер, см. ниже) раненая медведица бросила своих детей, пойманных затем тунгусами. Буряты обыкновенно называют медведя хара–гуроген, т.е. черный зверь; у тункинских бурят (система р. Иркута) даже не знают другого названия, между тем у онгуренских и вообще ольхонских бурят Черский слышал еще три названия, к тому же весьма интересные, хотя, к сожалению, легенды, на существование которых где–либо ясно указывают два из этих названий, должно быть вполне затерялись среди здешнего населения. Так напр., название Богалдэ состоит из слов Бо, т.е. шаман, и галдэ — сгоревший; точно также другое название медведя Дахтэ–кум означает: человек (кум) в дохе (дахтэ), т.е. в шубе, сшитой шерстью вверх. Невзирая на то, знакомые Черскому буряты никогда не слышали о том, чтобы медведь был когда–либо шаманом или даже просто человеком, хотя он тем не менее, по их мнению, лежа, напр., в берлоге, слышит и понимает все, что о нем говорят люди и потому все, ругающие его, подвергаются некоторому риску и шансам на мщение со стороны подслушавшего его животного. Медведь, в прежнее время, не имел самки, вследствие чего он поймал какую–то женщину и полизал ее, отчего она сделалась косматой и превратилась в медведя,— миф, который склоняет к предположению, что и сам медведь–самец, должен был быть по понятиям туземцев некогда человеком. Тунгусы рассказывали также, что и в историческое время животное это однажды увлекло в берлогу заблудившуюся тунгуску и прозимовало с ней. Что же касается описанного академиком Георги обычая тунгусов обращать в бегство медведя нарочно для этой цели сочиненною песнью, то обычай этот, кажется, исчез в настоящее время до того, по крайней мере, что тунгусы, с которыми говорил Черский, ничего не знали об этом.

В сопровождении одного из этих тунгусов, Черский делал экскурсию к горе Саган–хада, описание которой мы включаем еще в этот параграф, так как маршрут к этой горе относится к описанному нами промежутку между Онгуреном и Замой, в верховьях которой и расположена названная гора. Из Тонгужирского улуса тропа ведет сначала вверх по долине Онгурена, придерживаясь ее правого берега. Дно долины повышается здесь к северу несколькими (до 4–х) террасовидными уступами до высоты около 913' над Байкалом, откуда путешественники поднялись на отрог правого берега низовья знакомого нам уже ключа Дабани–угун (1052' над Байкалом) и спустились затем в долину последнего (912' над Байкалом), чтобы следовать некоторое время вверх по ней, т.е. на ю.–ю.–з. Местность большей частью поросла хвойным лиственничным лесом; в самой долине ключа местами заметны были следы золотопоисковых работ, не увенчавшихся, впрочем, желаемым успехом; около русла местами можно видеть остатки льда, накопляющегося в виде «наледей» толстым слоем, который сохраняется иногда до конца августа, следовательно почти до новых морозов (см. ниже, рч. Ледяная и Черемшанка). В расстоянии около 8 верст выше устья, где уровень долины Дабани–угуна достигает уже 1044' над Байкалом, путешественники поднялись на склон левого берега долины, и на высоте 1660' над Байкалом, достигли дороги, ведущей из Замы в систему р. Лены (на р. Чанчер, см. ниже). Отсюда начинается уже подъем на высоты Приморского хребта, искомый, высший пункт которого (Саган–хада) отстоит еще почти в 7–ми верстах от места пересечения тропой Заминской дороги. Высокий хвойный лес, преимущественно лиственничный, достигает местами особенной стройности, вследствие чего одна часть его, еще в долине покинутого Дабани–угуна, носит название Ундур–шингун, т.е. высокая лиственница. По мнению Черского, название это, измененное по ошибке в Ундур–судун, перенесено академиком Георги и на гору Саган–хада, которую именно, а не какую–либо другую, он посетил во время экскурсии из Онгурена, судя не только по указанному им положению этого высшего пункта относительно Онгурена, но и по приведенному расстоянию, а также по уступистому подъему на эту гору; между тем как самые тщательные расспросы Черского у местных жителей показали, что никакой горы, называемой «ундур–судуном» у них не имеется.

С Заминской дороги тропа поднимается по довольно пологому склону на высоту 2100' над Байкалом, где оказался довольно плоский, террасовидный отрог, по которому путешественники повернули к югу, находясь уже на Ленско–Байкальском водоразделе. Северная часть этого отрога дает начало правой ветви речки Немендэй, которая принадлежит уже системе р. Лены и впадает с левой стороны в р. Чанчер (см. ниже), а не в Еликту, как это показано по ошибке на карте Черского (согласно первоначальному показанию бурята). Далее, с высоты 2565' над Байкалом, начинается подъем на более высокую часть того же отрога, которой свойственны тоже меридиональное направление и достаточно плоская поверхность; с запада и юго–запада она ограничивается долиной левой ветви верховьев Немендэя, а с северо–востока склон ведет к долине упомянутого уже выше ключа правого верховья той же речки. Далее к югу отрог образует еще один уступ, высотой в 2802' над Байкалом, примыкающий уже к основанию склона Саган–хада, который вытягивается почти под прямым углом к отрогу, т.е. с востока на запад и повышается в том же направлении. На этом, т.е. северном склоне располагается верховье левой ветви Немендэя, а высший восточный пункт Саган–хада достигает 2388' высоты. Отсюда видно, что верховье названной ветви Немендэя окружалось прежде скалистой стеной, превращавшей его в котловину (по типу воронок), южная часть которой замыкалась массивом Саган–хада; впоследствии же, от растрескивания и обвалов разрушенных таким образом скал, северная и восточная стены этого амфитеатра (вернее воронки) превратились в довольно плоские и понизившиеся поверхности отрогов, изменив соответственно и весь прежний топографический характер верховьев.

Восточная часть Саган–хада (2388' над Байкалом) в свою очередь значительно пострадала от того же процесса разрушения и имеет вид обширной и довольно плоской безлесной поверхности, покрытой осыпью возвышавшихся здесь некогда скал. К западу названная площадь отделяется плоской седловиной от более высокой части гребня, причем седловина эта, в свою очередь, представляет собой начало дальнейшего разрушения и расчленения главного гребня горы, так как в ее образовании принимают участие верховья: Немендэя с северной, а Замы с южной стороны, стремящихся к соединению друг с другом. Восхождение на западную, высшую часть гребня обнаруживает существование еще двух уступов, именно на высоте 3410' и 3559' над Байкалом, после чего уже следует высший пункт Саган–хада, на котором анероид показал 3635' над Байкалом. Северный склон этой части гребня принадлежит уже верховьям рч. Курги, системы р. Еликты, которая впадает с левой стороны в Лену, в расстоянии 70 верст к северо–западу от Саган–хада (см. ниже). Устье Онгурена лежит отсюда в 21 версте к северо–востоку (даже в 18–ти, если считать по прямому направлению; верховья р. Сармы должны лежать к з.–ю.–з., в небольшом расстоянии). Нигде не видать альпийских вершин; хребты покрываются сплошным девственным лесом. Река Еликта до сих пор никем еще не исследована, невзирая на то, что на ней (в верхнем течении) находится золотоносная россыпь, разрабатывавшаяся уже несколько раз. По образцам пород, доставленным оттуда Чекановскому, можно судить, что там развита уже толща сланцев, характерная для Онотского хребта, как это мы увидим и по рч. Чанчер (см. ниже), что же касается геогностического строения гор на протяжении описанного маршрута Черского к горе Саган–хада, то здесь везде встречались древнейшие кристаллические породы, в настоящем случае в лице хлористового сланца и его видоизменений (с примесью полевого шпата и следами даже талька), принимающих массивное строение и наружность зелено–каменной породы. Только в восточном отроге левого верховья Немендэя можно было видеть необрушившееся обнажение, в котором пласты сохраняют нормальное простирание (в.–с.–в.) и падение (ю.–ю.–в.), что равным образом можно видеть и в некоторых скалах правого берега Онгуренской долины, где, впрочем, местами встречено и меридиональное простирание.

Источник: Землеведение Азии Карла Риттера. География стран, входящих в состав Азиатской России или пограничных с нею. Восточная Сибирь: озеро Байкал и Прибайкальские страны, Забайкалье и степь Гоби. Новейшие сведения об этих странах (1832–1894 г.), служащие последующими выпусками к русскому тексту Риттера, изданному под приведенным заглавием в 1879 году (дополнение к параграфу 51 Риттера). С.–Петербург, 1895.