Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале. Причины деградации байкальского омуля
Lake Baikal
Н.Н. Сабуров, 1889 г.

Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале

Причины деградации байкальского омуля

Переходя к другой причине, могущей вызвать уменьшение рыбы, а именно к препятствиям, представляемым рыболовством к метанию икры рыбой, я должен заметить, что в нарушении естественных условий икрометания, без сомнения, лежит истинная причина уменьшения омуля в Байкале.

Рыбы обладают способностью производить яички, икринки, в огромном числе. Этот факт при поверхностном взгляде может ввести всякого в заблуждение относительно размножения рыб. Линь, напр., содержит в своих яичниках около 297000 икринок, окунь около 300000, а треска — несколько миллионов. Какое огромное потомство могло бы развиться от одной пары окуней в какие–нибудь пять — шесть лет, если бы только десятая часть икры развивалась в рыбу!

На самом деле развитие икры идет далеко не так. Рыбы в огромном большинстве не оказывают заботы о своем потомстве. Они бросают свои яички, как земледелец семена, с той лишь разницей, что земледелец заботится о своем поле: кроме приготовления почвы, он очищает посев от сорных трав, огораживает, охраняя его от скота, и если, несмотря на уход, поле не всегда дает хороший урожай, случается, что пахарь не собирает даже и затраченных на посев семян, то тем менее нужно ожидать благоприятного развития икры, оставляемой рыбой, так сказать, на произвол судьбы.

Благоприятный исход развития икры зависит от стечения чрезвычайно многих обстоятельств. Выметанная икра должна быть оплодотворена, т.е. полита молоками самца,— а это может случиться не всегда или не со всякой икринкой по самому существу внешнего оплодотворения, свойственного большинству рыб. Но если оплодотворение произошло, икра должна постоянно находиться в чистой и свежей, богатой кислородом воде, иначе икра закроется илом или на ней появится плесень, что погубит ее; икра должна лежать в укромном месте, где ее не нашли бы личинки различных насекомых, живущие в воде, раки, даже и сами рыбы, которые любят лакомиться икрой, а также и водяные птицы — все это враги икры. Далее, икра должна быть вне влияния волнения воды: волны могут забросать икру песком или выкинуть ее на берег, а сколько опасностей ожидает мальков, развившихся из тех немногих икринок, которые не были погублены неблагоприятными обстоятельствами, так как эти мальки в продолжение нескольких недель также беспомощны, как и икринки.

Таким образом, развитие икры зависит от места, где она положена. Чем благоприятнее для развития икры место нереста, выбранное рыбой, тем более разовьется из икринок мальков. Вот с этой–то стороны замечена в рыбах некоторая заботливость о своем потомстве. Избирая то или другое место для нереста, рыбы, по–видимому, мечут икру не только там, где ничто не мешает им предаваться половым удовольствиям, но также там, где икра найдет благоприятные условия для развития, и выклюнувшиеся мальки благоприятные условия для жизни.

Такая заботливость из рыб пресноводных развита более у семейства рыб лососевых, куда принадлежит омуль; этой способностью как бы восполняется недостаток в числе икринок лососевых, сравнительно с другим обширным семейством пресноводных рыб — с карповыми. Так, из карповых рыб: лещ имеет 140 тысяч икринок, карась — 100 тысяч, сырть — 300 тысяч, карп — 500 тысяч, тогда как из лососевых рыб: хайрюз имеет всего 16 тысяч икринок, омуль — 10700 икринок, форель и лосось всего по 2 тысячи, байкальский сиг — 48 тысяч. Кроме того, эта же способность более тщательно отыскивать место метания икры, быть может, уравновешивает то невыгодное для развитая икры обстоятельство, что большинство лососевых рыб мечут икру осенью, вследствие чего развитие ее идет медленно; все те неблагоприятные условия, которые вообще губят икру и мальков, здесь, значит, действуют сугубо,— в больший промежуток времени.

Разыскивая места для метания икры, многие лососевые рыбы совершают большие передвижения. Живя в морях или озерах, они для нереста идут в реки, удаляясь в них от устья иногда на целые сотни верст. Такие передвижения рыб Миддендорф сближал с известным явлением перелета птиц и назвал кочеванием рыб. Омуль принадлежит к таким кочующим рыбам. Около периода метания икры омуль собирается большими стадами и идет в реки, по местному, дает рунный ход. Где именно в реке и как именно мечет икру омуль, с точностью неизвестно, как и вообще о большей части лососевых рыб; известно только, что, войдя в реки в конце августа или в начале сентября, омуль около рекостава начинает скатываться обратно в Байкал уже без икры.

Но руководствуясь точными наблюдениями шведского ученого Кейлера над метанием икры лососем, а также и некоторыми другими наблюдениями, можно предположить, что большая часть лососевых рыб, а также и омуль, мечут икру отдельными парами, в местах, где их никто не тревожит и где они нашли подходящее место для нереста, вследствие чего явление нереста ускользает от наблюдения рыбаков, а кроме того, основываясь на том общем наблюдении, что рыбы, за исключением разве одной только щуки, в период нереста крайне осторожны и пугливы, можно вывести, что для успешного хода метания икры необходимо, чтобы рыба во время отыскивания нерестовых мест и во время самого нереста не была задерживаема никакими рыболовными снарядами, ни городьбой в реке, ни сетями, ни неводами; вообще необходимо, чтобы рыба спокойно, без всякой тревоги человеком, вошла в реку и отыскала место для нереста, и чем выше по течению реки будет выметана рыбой икра, тем в более благоприятных условиях для развития потомства она будет находиться, потому что чем ближе к верховью реки, тем вода в ней быстрее, богаче кислородом и содержит менее ила, а также и менее животных — врагов икры, и наоборот, чем ближе к устью реки рыба оставит икру, тем менее разовьется из нее рыбы.

Удовлетворяет ли рациональному рыбному хозяйству постановка речного промысла омуля в реках — притоках Байкала? К сожалению, этого нет. Весь промысел заключается в том, чтобы как можно больше захватить омулей. Ко времени рунного хода собираются к устьям реки промышленники в огромном числе и не одна тысяча народа занята ловлей омуля различными снарядами, между которыми первое место занимает речной невод. Если иметь в виду только лов, дозволенный существующими правилами для осеннего рыболовства в реках Верхней Ангаре и Селенге, то можно видеть, сколько препятствий принятые способы ловли представляют омулю на пути к нерестовым местам.

В Верхней Ангаре, достигнув меж дозволенного лова, отстоящих на две версты от устья, руна омулей должны миновать пять или шесть неводных тоней; эти тони расположены одна возле другой, на каждой стоит около десятка неводов и во время рунного хода все невода поочередно закидываются и при том так, что река постоянно заграждена ими и это продолжается во все время рунного хода.

В Селенге такой скученности неводов нет, около меж расположены только две тони (Суворовская и Братская), а затем на несколько верст идут места, неудобные для неводьбы, но зато промышленники, как только руна пройдут первые тони, спешат со своими неводами вперед и, обогнав омулей, встречают их опять на верхних тонях своими неводами.

Кроме прямого влияния на уменьшение омулей путем вылавливания их перед временем нереста, речной промысел оказывает много препятствий размножению косвенным путем. Так, при входе в Селенгу омули задерживаются сетовщиками; как велико это препятствие, можно судить по количеству сетей, употребляемых при этом лове; длина их по умеренному расчету около 30 тысяч сажен, т.е. около 60 верст. Такое количество сетей, выкидываемое ежедневно по нескольку раз против устья Селенги и сравнительно на небольшом пространстве, не может не задержать рыбу хотя бы на некоторое время от входа в реку, и тем нарушить естественный порядок рунных ходов.

С другой стороны, и вошедшая в реку рыба, и избегнувшая так или иначе угрожавших ей сетей и неводов, истомляется в борьбе с течением, так как почти во всякой заводи, т.е. тихом месте, где рыба могла бы отдохнуть, поставлены разные ловушки промышленников–одиночек, а, истомившись, рыба выметывает икру, где попало; между тем при нормальном порядке она вошла бы в реку дальше от устья и оставила бы икру в более подходящих условиях для развития потомства.

Тысячи народа на неводных тонях, ожидая рунного хода, нисколько не стараются о соблюдении тишины, что тоже имеет неблагоприятное влияние на ход рыбы. На Селенге мне рассказывали следующий факт, замеченный промышленниками. Омули, подойдя к межам, за которыми их ожидают промышленники, ложатся в ямы и лежат там несколько дней, так что в жабрах их заводятся какие–то черви; так как это явление повторялось из года в год, то по просьбе промышленников межи были перенесены ближе к устью, но и здесь повторилось тоже самое; подходя к первой тоне, омули ложатся на дно и как бы не решаются пуститься в дальнейший путь мимо становищ промышленников. Этот факт объясняется легко, если мы допустим, что рыба боится шума, который производят артели неводчиков, ожидающих рунного хода. В Норвегии, говорят, запрещается не только шум около берегов в период метания икры рыбой, но и благовест в церквах прибрежных селений для того, чтобы не пугать рыбу.

Как губительна постановка речного промысла, сознают и сами промышленники. Практик в этом деле Пежемский еще в начале пятидесятых годов писал, что «вероятно не многим из нее (рыбы — омуля) счастливцам удается не то что возвратиться в Байкал, но исполнить даже назначение природы» (выметать икру). Случайный наблюдатель речного промысла в р. Верхней Ангаре, Радде, полагает, что главнейшая причина убыли рыбы в Байкале — «сам человек в своем грубом поведении или безумном пренебрежении законов природы».

Источник: Известия Восточно–сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, т. XIX, № 5, 1889 г.

Отвечаем на ваши вопросы
Получить больше информации и задать вопросы можно на нашем телеграм–канале.