Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале. Уменьшение количества омуля в Байкале
Lake Baikal

Главная » История изучения Байкала » Н.Н. Сабуров. Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале » Часть 4

Н.Н. Сабуров, 1889 г.

Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале

Уменьшение количества омуля в Байкале

В 1813 году по предложению Иркутского Губернатора были собраны сведения о рыболовстве на Байкале; в 1816 году губернское начальство издало правила составления промысловых артелей, устройства рыболовных снарядов, а в р. Селенге установлены межи,— границы, ниже которых до устья запрещалось ловить рыбу во время рунного хода в реку. В 1818 году означенное начальство уничтожило межи и запретило лов рыбы в рунный ход только в лопатках (на самых устьях).

Без сомнения, эти распоряжения были вызваны какой–либо необходимостью; необходимость же могла быть только одна — предупреждение беспорядков, которые в свою очередь могли обусловливаться только несоответствием между количеством уловов омуля и спросом на него; с большой вероятностью можно предполагать, что уже тогда почувствовался недостаток в рыбе,— спрос на нее стал возрастать с увеличением народонаселения, а между тем запас омуля в Байкале стал уменьшаться.

Но особенно обнаружился недостаток в омуле в тридцатых годах (нынешнего столетия), что видно из того, что промышленники, недовольные уловами омуля в рр. Селенге и Баргузине, стали плавать в Верхнюю Ангару. Однако же тогдашние уловы совсем нельзя назвать бедными, сравнительно с уловами нынешнего времени. Так, в 40–х годах, но сведениям Пежемского, в Верхней Ангаре получали до 7000 бочек, в р. Селенге. — 1500 бочек и в р. Баргузин до 1000 бочек, а всего 9500 бочек; по сравнению с нынешними бочонками это будет не менее 15 тысяч бочонков, тогда как в настоящее время речной промысел дает всего около 1200 бочонков (по сведениям врача Кирилова).

Крупный улов в сороковых годах для промышленников, однако же, не был достаточен; они привыкли ловить столько рыбы, сколько желали и имели посуды, а не столько, сколько придется, поэтому они всячески старались превзойти друг друга в количестве улова; каждый старался воспользоваться рунным ходом омуля как можно выгоднее для себя, но большей частью в ущерб другим, что вызывало постоянные жалобы на беспорядки.

Администрация в предупреждение беспорядков заботилась о составлении правил, командировались чиновники, собирались справки о положении промышленности, целесообразность составленных администрацией правил оспаривали промышленники, что вызывало новые исследования; дело это в настоящее время в том же положении, что было в начале нынешнего столетия; в мою бытность на Селенге, там находился чиновник из Хабаровска для изыскания мер к прекращению хищнического промысла.

К особенным, наделавшим много хлопот администрации, жалобам, возникшим в 30–х годах, относятся жалобы на сети. Суть этих жалоб, продолжающихся и поныне, заключается в следующем. Опытом дознано, говорят враги сетей, что омули, увязнув в ячеях сетей, трепетанием своим разгоняют руна, и где прошла сеть, после нее долго не бывает ни одного омуля, тогда как вслед за одним неводом, другой ловит иногда больше первого. Руна омулей разгоняются сетями, и омули дают ход раздробительный.

Нельзя, конечно, оспаривать то, что дознано опытом, но, тем не менее, трудно согласиться, что именно по этой причине возбуждено гонение против сетей; ведь сети существовали и при Палласе, т.е. еще в прошлом столетии, однако ж, тогда никто на них не жаловался, значит, в то время рыбы в Селенге хватало и для сетовщиков и для неводчиков. Если предположить, что жалобы на сети обусловливались особенным развитием этого рода промысла в тридцатых годах, то такое предположение приведет нас к тому же заключению об уменьшении омуля в Селенге: промысел неводом стал невыгоден, вот и завели сети те из промышленников, которые могли это сделать, а те, что остались с неводами, стали жаловаться на гибельное влияние сетей на их промысел.

В сороковых годах порядки промысла на Селенге осложнились новым обстоятельством: в 1844 году устья Селенги отошли оброчной статьей Иркутскому Архиерейскому дому. Арендаторы этой статьи первые встречали омулей в Селенге и, конечно, выше их тоней трудно было ожидать хороших уловов. Это обстоятельство дало повод к новым жалобам, а сетевому промыслу новый толчок к развитию. Если арендаторы вперед встречали руна омулей, чем промышленники в Шигаевой и Чертовкиной, то сетовщики старались упреждать арендаторов, встречая руна омулей на Лопатках т.е. еще в самом Байкале перед входом в устья Селенги. В настоящее время устья Селенги не состоят уже в числе оброчных статей Архиерейского дома, но сетовой промысел процветает.

В Верхней Ангаре промысел происходил также с большими беспорядками и сопровождался постоянными недоразумениями между промышленниками. Прежде всего спорили из–за права ловли. Тунгусы считали рр. Верхнюю Ангару и Кичеру своими, баргузинские промышленники тоже присваивали их себе на правах первенства — они первые открыли промысел в этих реках; иркутские промышленники не признавали прав ни тех, ни других, а считали Верхнюю Ангару и Кичеру свободными для промысла всем желающим. При таких взглядах на собственность этих рек, самый промысел в них производился с большими беспорядками,— рыбе не давали войти в реки, а хватали ее неводами перед устьями в самом Байкале, спеша обогнать друг друга.

В разрешение споров о собственности рек Верхней Ангары и Кичеры в 1836 году Сибирский комитет издал следующее постановление, вошедшее частью в свод законов,— «воды Байкала при местах населенных оставлять в общем свободном для всех пользовании, исключая тех, кои ныне принадлежат или впредь будут причислены к казенным оброчным статьям; реки, внутри дач общественных протекающие и в Байкал впадающие, оставлять в пользовании прибрежных обществ впредь до усмотрения, если не дано им или иным людям особого права или преимущества пользоваться сими реками; на сем основании и рыболовство в Верхней Ангаре и Кичере должно остаться в пользовании прибрежных тунгусов; вокруг же островов, лежащих в Байкале пред впадением в него Верхней Ангары и Кичеры, рыболовство должно быть для всех свободным впредь до усмотрения».

Но это постановление дела не разъяснило,— в Байкале против устья Верхней Ангары и Кичеры островов нет, а есть острова в самых устьях рек. Строгое применение этого постановления вызвало бы новые недоразумения.

Более определенные правила для ангарского рыболовства были изданы в 1876 году Главным Управлением Восточной Сибири; но они явились несколько поздно,— в сорок лет существования ничем не ограниченного лова рыбы, промышленники выработали свои правила, которые по традиции существуют, кажется, и в настоящее время; отдаленность края способствует сохранению этих правил, в основании их лежит полная эксплуатация рунных ходов без малейшей заботы о будущем.

Результатом вышеизложенной постановки промысла было понижение уловов. Так, по сведениям Пежемского, в первые годы по открытии промысла, как я сказал уже, промышляли в Верхней Ангаре 7 тысяч бочек в год, а затем в пятидесятых годах улов понизился до 3500 бочек, в шестидесятых годах — до 1500 бочек, а в настоящее время около 900 бочонков (834 бочонка по Кирилову).

Естественно предположить, что промышленники, озабочиваясь увеличением уловов омуля и видя в тоже время постоянное уменьшение его рунных ходов, обратятся за рыбой к самому Байкалу. Так и было на самом деле. Но по мере уменьшения уловов в реках, промышленники все более и более увеличивали морской промысел, т.е. лов омуля в самом Байкале. В прошлом столетии, по свидетельству Палласа, промысла омуля в самом Байкале, как я уже сказал раньше, не существовало. По сообщению Пежемского в 40–х и 50–х годах нынешнего столетия в Байкале уже вылавливали от 1 до 2 миллионов рыб; в то время невода имели в длину от 100 до 300 сажен, сети же были такой незначительной длины, что для управления ими нужны были два человека; на морской промысел посвящали время с начала лета до 1–го июля.

В настоящее время морской промысел представляет совершенно иные условия. Невода длиной около сотни сажен я видел только у крестьян в Култуке; такими неводами омулей достать уже нельзя; в настоящее время омулей ловят неводами до 500 сажен длиной и сетями, по своей длине превосходящими самые невода, да и ловлю такими снарядами производят уже не до 1–го июля, как прежде, а до 20–го июля, или даже до 1–го августа.

Кроме того, само число неводов значительно возросло; в Кургулике во время Пежемского не ловили, в Култуке иркутских промышленников тогда также не было; на Бабьей Карге неводов в последнее время становится так много, что в наиболее скученных местах невода, закинутые с двух соседних тоней, рискуют перепутаться, так что обыкновенно во избежание этого посылается отдельный рабочий в лодке «под бухту», т.е. держать спуск (веревку, которой тянут к берегу закинутый невод) в предупреждение спутывания. — Увеличение времени, посвященного морскому промыслу, увеличение числа неводов, а также и размеров их, а равно и сетей, должно бы дать соответственное возвышение уловов,— на самом деле этого нет: в сороковых годах, как рассказывает Пежемский, в одних реках вылавливали 9500 бочек, т.е. около 15 тысяч бочонков, в настоящее время и в летний, и в осенний промыслы при столь увеличенных средствах лова добывают всего 11200 бочонков.

Такое несоответствие в уловах может происходить только от того, что омулей в Байкале стало меньше. И действительно, прежде они так теснились к берегу, что и короткими неводами вытаскивали иногда за один раз сотни бочонков, между тем в настоящее время, если верстовыми неводами выловят за все лето сотню бочонков, то это считается хорошим уловом; а то бывают и такие факты: в 1886 году в Култуке двумя морскими неводами во весь летний период промысла было добыто всего пять бочонков, а в 1887 году те же невода и ничего не добыли.

Между промышленниками существует небезосновательное мнение, что в Байкале рыба есть, но только к берегам она близко не подходит. Вот в погоню за этими–то омулями и пускаются отчасти сетовщики; таким образом, сетовой промысел в Байкале следует считать как последнюю фазу развития рыболовства в Байкале; если и при этом способе ловли будет мало успеха, то дальше уже будет негде и нечем искать омуля.

Резюмируя изложенное мной об уменьшении омуля в Байкале, я должен сделать следующее обобщение. В прошлом столетии Байкал изобиловал омулем. Скученность его во время рунного хода в реки для метания икры давала возможность с очень незначительной тратой средств и времени производить тогда его ловлю; ловили сначала в рр. Селенге и Баргузине, затем, когда в этих реках количество рыбы уменьшилось, стали плавать в Верхнюю Ангару, которая давала богатые уловы всего лет двадцать; чтобы удовлетворить спросу, промышленники обратились за омулем к самому Байкалу, но и здесь произошло оскудение, чтобы удержать уловы на прежней высоте, промышленники увеличивают число и величину неводов, и время, посвящаемое этому промыслу; наконец заводят сети, чтобы ловить омуля и дальше от берега, чем это дозволяет невод.

Как следствие такой интенсивности добывания омуля, произошли следующие явления, доказывающие несомненно уменьшение количества омуля в Байкале.

  • Омули не стали появляться во многих из тех рек, в которые прежде входили и где служили прежде предметом промысла, да и те реки, которые сейчас посещаются омулем,— обеднели — омуль в них заходит в незначительном количестве по сравнению с прежним временем.
  • Область распространения омуля в Байкале сужается.
  • Омули даже не дорастают до своей нормальной величины, они мельчают.

Относительно первого обстоятельства имеются следующие данные. Во времена Палласа и Георги омули заходили в следующие реки: Верхнюю Ангару, Сосновку, Чивиркуй и Ковак, притоки Чивиркуйского залива, Баргузин, Селенгу и из нее в Джиду. Из последующих сведений о рыбах и рыболовстве в Байкале видно, что омули посещали и другие реки; так, к югу от Посольска посещались омулем притоки Сора: Абрамиха, Большая и Толбузиха, затем южнее Сора — Култучная и в юго–западном углу Байкала — Култук, куда омуль заходил еще в 70–х годах, на что указывает и Дыбовский. Уже Паллас заметил сокращения в рунных ходах; так он говорит, что в Хилок прежде заходили омули.

Теперь совсем иное время — омуль не имеет рунного хода в р. Баргузин и ни в один из притоков Байкала южнее Посольска. Из притоков Селенги, как и Верхней Ангары, тоже не входит ни в одну реку, хотя прежде и заходил в некоторые из них. Да и в те реки, в которых рунный ход еще существует, омуль появляется в таком незначительном по сравнению с прошлым временем и все уменьшающемся количестве, что предположение о полном прекращении рунных ходов не может считаться невероятностью.

Источник: Известия Восточно–сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, т. XIX, № 5, 1889 г.

Отвечаем на ваши вопросы
Получить больше информации и задать вопросы можно на нашем телеграм–канале.