Заметки к вопросу о байкальской нерпе
Размер байкальской нерпы, промысел нерпы
Щенки байкальской нерпы родятся покрытыми длинной, около 2 вершков, совершенно белой курчавой шерстью; сколько времени они пребывают в такой одежде, охотники достоверно не знают, но они убеждены, что, переменив раз в жизни эту шерсть на короткую светло–серую, лоснящуюся, нерпа никогда больше не линяет, и что с возрастом у нее только окраска шерсти делается несколько темнее и волос грубее. Нерп иного цвета, кроме серого с его оттенками, не знают ни нерповщики, ни прежние исследователи; только один Мартос в своих «Письмах о Сибири» говорит, почему–то, что байкальская нерпа белого цвета с пятнами.
В пищевых органах молодых щенков не находят ничего, кроме очень густого, совершенно белого молока, которое тщательно собирается охотниками–скорняками, так как считается необходимым материалом при выделке шкур тех же нерп. Желудок и кишки взрослых особей наполнены всегда зелено–желтоватой жидкостью — «тиной», как говорят охотники, и никаких остатков рыб или других животных в них не находили. Все полагают, что тина эта есть не что иное, как переваренная «ледянка», т.е. голомянка, которой нерпа исключительно и питается. Мнение это не основано на каких–нибудь точных наблюдениях — «пахнет ледянкой, так же жирна, как ледянка, значит ледянкой и питается», вот и основание. Что омуль не служит пищей байкальской нерпе, в этом сходятся показания как нерповщиков, так и рыболовов.
У Блазиуса находим сведения относительно другого вида нерпы, а именно Phoca vitulina, такого рода, что она очень легко приручается, что прирученная обнаруживает трогательную привязанность к своему хозяину, всюду следует за ним, ловит для него лучшие экземпляры рыб и очень долго может находиться вне своей сферы, т.е. воды. С байкальской нерпой никто, конечно, опытов приручения не делал. Помнится, что несколько лет тому назад два экземпляра, пойманные в невод, кажется, в Ангарске, были показываемы в Иркутске в кадке с водой, как заморские животные; видевшие их находили, что они очень злы. Байкальские нерповщики саму идею приручения своей нерпы считают смешной, так как, по их мнению, этот «водяной зверь» без воды не может жить и часу; без воздуха запутавшиеся в сети живут иногда и по несколько дней.
Что касается величины нерп, то о ней путем расспросов трудно было получить более–менее точные сведения, потому что никто из промышленников не обращает особенного внимания на длину и толщину нерпы, а лишь на вес полученного от нее жира. По Георги, байкальская нерпа достигает в длину до 6 футов, вес жира одной особи до 3 пудов; по Радде, наибольшая нерпа равна 1.5 арш. и вес ее жира 3–3.5 пуда. Некоторые из нерповщиков говорят, что наибольшие виденные ими экземпляры достигали в длину 2 аршин, при весе в 14, даже 20 пудов, но такие показания имеют мало вероятности; большинство утверждает, что длина самой крупной нерпы не превосходит 7/4 аршина и вес жира 5–6 пудов; средняя же старая нерпа бывает длиной 1.5 аршина и вес жира ее 4–5 пудов. Каково отношение веса жира к весу остальных частей туши — костей, мяса, внутренностей и шкуры, мне не удалось узнать; не мог я также собрать точных данных и относительно внешнего различия между самцом и самкой. Говорят, что отличить издалека «секача» от «матки» можно только потому, что последняя, имеющая всегда больше жира, выглядит толще, полнее, самец же «лежит на льду, как мешок». Слой жира, одевающий «матку», достигает в апреле 4 вершков в толщину, у самцов он не бывает толще 2–3 вершков. Нерпы летнего и осеннего убоя, по рассказам, дают жиру значительно меньше, чем убитые в апреле.
Во времена Георги нерпичий промысел сдавался в аренду; кто был в то время владельцем этой статьи дохода — автор не упоминает. Он говорит только, что арендатор давал весной русским охотникам на 10 нерп по 3 фунта пороха и по 6 фунтов свинца, инородцам по тому же расчету — 1 фунт пороха и 2 ф. свинца, и затем летом отправлялся по зимовьям собирать добычу. Десятый зверь засчитывался в возмещение стоимости пороха и свинца, а за девять остальных охотники получали от патрона по 54 коп. за штуку и по 50 коп. за пуд жира. Ежегодная добыча, по словам Георги, не превышала 2000 штук. В настоящее время промысел этот не оплачивается никаким сбором — всякий и каждый может охотиться, где и когда ему угодно. Есть правда предприниматели, которые нанимают артель охотников и высылают в какую–либо местность на промысел, но в той же местности могут охотиться и другие, и права хозяина артели распространяются лишь на упромышленного его людьми зверя. При полном отсутствии каких бы то ни было правил, нормирующих время и порядок охоты на нерп, при полном отсутствии какого бы то ни было контроля и при поголовном суеверии нерповщиков, скрывающих даже друг перед другом свою добычу, нечего конечно и думать о возможности получить точные данные о количестве убиваемых ежегодно животных. Проезжая минувшим летом через сел. Култук, я спрашивал знакомых, встреченных у тунгуса охотников, сколько им удалось добыть нерп весной, и получил ответ: «сорок штук». Если принять во внимание, что култучане в свое время дали и Радде точно такую же цифру, можно усомниться в ее точности. По общему мнению как охотников, так и прибрежных жителей, число нерп в Байкале с каждым годом уменьшается, а число лиц, занимающихся добычей их увеличивается. Нерпичий промысел представляет довольно выгодную статью. Георги было известно, что мясо нерп в его время потреблялось только бурятами и воронами; теперь же, как сказано выше, и многие из русских охотников не только не пренебрегают им, а напротив, считают очень лакомым куском. Жир, употреблявшийся прежде преимущественно для кожевенного дела, ныне составляет и видный пищевой продукт, и почти весь, добытый култучанами, сбывается тункинским обитателям — бурятам и русским — по высокой сравнительно цене 20–25 коп. за фунт. Скупщики жира для иркутских кожевенных заводов платят охотникам от 5 рублей до 5 руб. 50 коп. за пуд топленого жира, от 50 до 80 коп. за шкуру молодой особи и от 20 до 50 за шкуру старой. Весенняя охота на нерп, по рассказам, продолжается около двух недель, и самый «нефартовый» охотник добывает в это время 3–4 нерпы. Если принять за норму, что он добудет только три средних нерпы, то от них он получит, кроме мяса, которым будет питаться сам, продажных продуктов: жира сырца, считая только по 3 пуда, 9 пудов, из коих топленого будет 6 п. 30 ф. (не растопляющихся тканей остается обыкновенно 1/4 веса), на сумму около 34 руб., да три шкуры по 50 коп. — 1 руб. 50 коп., всего 35 руб. 50 коп. или по 2 руб. 53 коп. в день при готовом мясе — доход как для крестьянина, к тому же в пустое осеннее время, весьма почтенный. Не удивительно, поэтому, что число охотников ежегодно растет.
Процедура топления жира, по–видимому, не изменилась со времен Георги. Он снимается с нерпы вместе со шкурой, затем, отделенный от нее, складывается в кадку с решетчатым дном и выставляется на солнце, где очень скоро растапливается и стекает в подставленную посуду. Предназначенный для пищи, он подвергается еще очистке, состоящей в том, что прокипяченный сильно на огне, он выливается в холодную воду. Подвергнутый двукратной очистке, жир этот, по словам употреблявших его, не уступает любому скотскому маслу.
- Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 1.
- Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 2.
- Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 3.
- Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 4.
Источник: Известия Восточно–Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества, т. XXI, 1890 г.