Заметки к вопросу о байкальской нерпе

Образ жизни байкальской нерпы

Теперь я перейду к сообщению тех немногих данных, которые мне удалось собрать относительно образа жизни нерп. Животное это распространяется по всему Байкалу, но, по–видимому, далеко не равномерно. Одной из главнейших причин этой неравномерности следует, как кажется, считать рельеф дна озера. Все показания охотников, да и прежние наблюдения, сводятся к тому, что нерпа избегает мелей и избирает для постоянного пребывания как летом, так и зимой самые глубокие места. Глубина озера в нерпичьей продушине, исследованной Дыбовским и Годлевским, равнялась 850 метрам. По наблюдениям нерповщиков, на Байкале находятся такие места, где нерпа зимой никогда не встречается — это мели; есть и такие, где зимой она появляется очень редко; существуют, наконец, известные районы, где она ежегодно держится в большом количестве и куда весной привлекает охотников со всех окрестных селений. Сколько таких районов на Байкале, как они велики, сколько на них ежегодно добывается нерп — узнать от немногих, к тому же, как сказано выше, очень суеверных людей было, конечно, невозможно. Летних притонов, где нерпы собираются, как говорят, «тыщами», опрошенные охотники знают только два — и утверждают, что больше и нет — это утес Колокольный, лежащий на западном берегу, между селениями Лиственичным и Култуком, почти на половине расстояния, и Ушканьи острова, находящиеся у северной оконечности Святого Носа. В том и другом месте озеро очень глубоко. По наблюдениям г. Дыбовского, нерпа постоянно держится одного места, не эмигрирует, по рассказам же охотников, она к концу июня со всего Байкала собирается к названным двум пунктам, где только и можно видеть ее, вылезающей на берег и камни. Правильной охоты вблизи Колокольного мыса летом не производится, разве только случайно забредший зверовщик убьет здесь две–три нерпы; на Ушканьих же островах, по рассказам, местные охотники бьют много зверя прямо «стягами». Скопление нерп на названных двух логовищах начинается, как сказано выше, в конце июня и продолжается весь июль месяц, хотя небольшие стада встречаются здесь в августе и даже в сентябре. По всему Байкалу, как на середине, так и у берегов летом почти везде можно встретить одиночные экземпляры нерп. «Выставит из воды голову и плывет, будто утка», говорят рыболовы. На ангарских рыбных промыслах животное попадает иногда в невод. У Дыбовского и Георги записано несколько случаев выхода нерп из озера в реки Ангару, Селенгу и Баргузин, но нерповщики таких примеров не знают.

На вопрос, в какое время, где и при каких условиях появляются на свет молодые нерпята, «щенки», как их называют охотники, не многое умеют рассказать. С вопросом этим связан другой крайне интересный вопрос о так называемых нерпичьих продушинах. Толщина льда на Байкале достигает 12–20 вершков. Спрашивается, каким образом, нерпа, животное совершенно безоружное, может пробить такую толщу? В литературных источниках прежних лет встречаются указания, что нерпы для этой цели пользуются готовыми продушинами, образующимися над теплыми ключами. Так, например, Зябловский в своем «Землеописании Российской Империи» (V–85) говорит, что байкальские «тюлени расходятся зимой по быстрым речкам или по теплым берегам или ключам, полынью над собой имеющим, и в марте или апреле выходят на лед гулять и спать на солнце». Но такой взгляд опровергается исследованиями Дыбовского, не нашедшего в нерпичьих продушинах никакой разницы в температуре воды по сравнению с другими местами, а равно и наблюдениями охотников. Георги думал, что они «выдыхают» себе продушины («sie blasen und brechen sich eigene Locher im Eise»). Такого же мнения и опрошенные мною охотники. Они убеждены, что нерпы «выдувают» себе продушины на самых глубоких местах в осенних нажимах, где одна льдина поднимается высоко над другой, образуя род навеса, и что работу эту они начинают тотчас после морестава. «Только море замерзло, глядишь, и продушины уже у них готовы, не дают льду затолстеть»,— говорят охотники. Отверстия эти заносятся толстым сугробом снега, нижняя поверхность которого сначала подтаивает от дыхания нерп, затем обледеневает и таким образом над продухой получается довольно устойчивый свод, по которому, говорят, «можно проехать хоть на тройке». Под этим–то сугробом «матка» выдыхает себе сначала коридорчик от продушины, длиной около 1 аршина, а затем и логовище, диаметром аршина в два, где совершаются роды. Продушина с таким логовищем называется «гнездовой». Кроме этой главной, имеются еще продушины самцов «секачей», а также и небольшие «духовые норы», служащие для дыхания; нередко их бывает по 5–9 в обе стороны от главной. Продушина самки достигает иногда 1 сажени в диаметре, у самца она не более 1 аршина, духовые еще меньше. Из трех виденных мной продушин только одна, при которой был сделан наш неудачный выстрел, была диаметром около двух аршин, остальные две меньше аршина; все они имели кругловатую форму и гладкие округленные края, что происходило, вероятно, от частого вылезания нерп.

Относительно времени, когда щенятся нерпы, у охотников нет прямых наблюдений. Основываясь на фактах, во–первых, что в случайно открытых логовищах маток в первой половине февраля детенышей никто никогда не находил, во–вторых, что молодые, убитые в апреле, достигают уже пудового веса, они полагают, что процесс этот совершается в конце февраля или в начале марта. Беременность нерп, по их мнению, продолжается девять месяцев, так как время течки они приурочивают к вышеупомянутым летним сборищам. В трупах самок, убитых около половины августа, находили не раз зародыши около 3–х вершков длиной, в убитых же около 10 сентября щенки достигали уже 5–вершковой длины.

По Гиббелю, у Phoca anellata Nils., с которой Радде отождествлял байкальскую нерпу, гонка совершается в сентябре, роды же в марте или апреле. Детенышей у байкальской нерпы, по Георги, бывает от 1 до 3–х, по рассказам же нерповщиков, в большинстве случаев бывает два, хотя нередко и один. Вышеупомянутый тунгус рассказывал мне, что ему приходилось наблюдать трех и четырех щенков при одной матке, но он не думает, чтобы все они принадлежали ей; сам крайне чадолюбивый человек, он полагал, что и нерпы из сострадания дают приют и пищу осиротевшим по какой–либо причине щенкам. Прочие охотники не признают, однако, за нерпой таких нежностей; напротив, им приходилось наблюдать, что в виду опасности матка первая бросается в воду и не обнаруживает особенного беспокойства даже в том случае, если один из детенышей бывает убит. Случаев, чтобы матка защищала каким–нибудь образом своих детей, охотники тоже не знают. Кударинцы рассказывают, что родители никогда не делают попыток освободить своих, запутавшихся в сети, щенков. Если нерпа, лежа с детьми на краю продушины, заметит приближающегося охотника, то быстро бросается в воду, куда за ней скатываются и щенки. Охотник подбегает в это время ближе к продушине и ложится за парусом. Молодые скоро выходят снова на лед, матка же заставляет себя ждать очень долго. Сначала она подойдет к продушине, начинает «пыхтеть» под водой, затем выставит рыло в духовую нору и мычит «как бык»; если при этом она опять заметит охотника, то он ее больше уже не увидит, хотя бы дети все время оставались на льду. Относительно некоторых видов нерп известно, что они держатся постоянно семьями или парами; у байкальской — местные охотники не наблюдали этого. Они говорят, что нерпа встречается и в одиночку, и небольшими стадами — молодые и старые вместе, иногда много молодых при одном «секаче» или «матке», иногда наоборот.

• Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 1.
• Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 2.
• Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 3.
• Н. Витковский. Заметки к вопросу о байкальской нерпе. Часть 4.

Источник: Известия Восточно–Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества, т. XXI, 1890 г.