Глава VI

Население Баргузинского уезда, в его отношении к соболиному промыслу

5. Формы землепользования

В примере соединенных Шемагирского и Киндигирского родов мы имели бродячих инородцев, пользующихся землями в определенных границах в условиях звероловческого хозяйства, оленеводства и рыболовства. При этом порядок землепользования определялся, в значительной мере, тем, что общество тунгусов представляло административную и податную единицу, связанную круговой порукой и образованную на основании существовавшего законодательства об управлении инородцами. Родовой власти в прямом значении этого понятия не существовало, так же как не существовало родового быта¹⁷⁰⁾ («шуленга» — выборный родовой староста представлял административную власть, полномочия которой определялись законом). Как остаток родового быта можно рассматривать сохранившийся обычай распределения территории (соболиных речек) между отдельными семьями рода.

Право распоряжения в общественных делах принадлежало общественному сходу (суглану), в пределах, указываемых законом, обычным правом или просто общим соглашением членов рода. Постановления (приговоры) общества представлялись на утверждение уездной администрации в лице крестьянского и инородческого начальника¹⁷¹⁾.

На указанной основе, в тесной связи с действовавшим до революции законодательством, развивались и складывались формы землепользования Шемагирского рода, которые приняли в конце прошлого столетия, в отношении использования соболиного промысла и рыболовства, весьма определенный характер. В дальнейшем, очерку условий землепользования предпошлем некоторые соображения о характере пользования территорией у тунгусов в прошлом, когда воздействие администрации на быт инородцев не могло быть еще столь глубоким, как в ближайшие десятилетия перед революцией.

На основании исторических актов и предания, мы имеем основание утверждать, что бассейн р. Верхней Ангары и прилежащие части побережья озера Байкала, во время завоевания края русскими в первой половине XVII столетия, были заняты тунгусскими родами, находившимися под властью различных князцев; эти роды, по–видимому, хотя бы отчасти, соответствовали теперешним, Верхне–Ангарскому Чильчагирскому и Нижне–Ангарскому Киндигирскому родам. Порядок землепользования и пользования промыслом в пределах родовых владений в древнейшее время нам не известен. По сообщению Н. Григоровского, из расспросов можно вывести, что у тунгусов Верхне–Ангарского Чильчигирского рода «издавна разделена вся местность по фамилиям для звериного промысла и раздел этот строго охраняется и в настоящее время». «Охотятся тунгусы вообще в определенных местах и, если кто, проходя через чужую межу, убьет зверя, то делит добычу пополам с владельцем участка»¹⁷²⁾.

Надо полагать, что и в древнейшее время существовало разделение общей территории на определенные урочища, находившиеся, в том или ином отношении, в исключительном пользовании отдельных семей.

Для позднейшего времени можно привести следующую литературную справку, освещающую в более общей форме этот вопрос: по словам Карелина, «Гагемейстер, говоря об инородцах Сибири (часть тунгусов, остяков и самоедов), занимающихся рыболовством во время лета и охотою осенью и зимой, указывает, что все охотничьи переходы совершаются каждым семейством в известных, ему назначенных, пределах, и в случае увеличения числа семейств, общество приступает к новому разделу между своими членами. У бродячих тунгусов, исключительно звероловов, охотничьи урочища разделены с давних времен на отдельные дачи, но случается, что несколько семейств вместе имеют одну общую дачу, как неприкосновенную собственность. У тунгусов же рыболовов–звероловов каждое семейство имеет определенный район, в пределах которого ему только и предоставлено право бродить и охотиться за зверем; при увеличении же числа семейств районы эти подвергаются переделу. У гольдов, наконец, лес является общинною собственностью»¹⁷³⁾.

О разделе «соболиных речек» между тунгусами в пределах рода в верховьях Алдана и Амги (Якутской области), более обстоятельные сведения сообщает Майков¹⁷⁴⁾.

Из ревизских сказок Киндигирского и Шемагирского родов 1795 и 1811 гг. можно сделать заключение, что промысел определенных семей был связан с определенными реками северо–восточного побережья Байкала, но поскольку и в каких пределах право пользования являлось исключительным, на это документы не дают прямого ответа.

Наиболее характерным для современного способа эксплоатации Подлеморско–Шемагирскими тунгусами своих земельных владений являлась отдача обществом тунгусов соболиного промысла и рыболовства в реках в аренду; описание организации и природных условий этого пользования составит предмет последующего изложения.

Северо–восточное побережье Байкала представляет обращенный к Байкалу (на запад) склон горного Баргузинского хребта, изрезанный долинами, на склонах хребта берет начало ряд горных речек, впадающих в Байкал и протекающих в долинах, ограниченных отрогами главного хребта. Таким образом, бассейны рек замкнуты в горных хребтах (падях), причем границы бассейнов резко выражены в натуре. Дно и склоны долины (пади) заняты лесом; высокие хребты, ограничивающие долину в верховьях реки, безлесны, представляя склоны или россыпи. В пределах лесной площади и по ее периферии, в зоне кедровой слани, обитает соболь. В Баргузинском уезде, также как и в других местностях Сибири, подобные речные долины, обитаемые соболем, называются «соболиными речками» и промышлять ходят, по местному выражению, «в реки».

Кроме соболя в речках промышляют и другого зверя: в верховьях, в гольцах, добывают тарбагана и северного оленя, в лесной зоне медведя, белку; на елаканах, солонцах изюбря и пр. Подходящие пространства долины и гольцы верховьев служат пастбищем для домашних оленей. Наконец, собственно в речках, озерах долин и в прибрежной полосе Байкала тунгусы ловят рыбу.

Речки в то же время служили раньше и служат отчасти и теперь обычным местопребыванием (стойбищем) определенных семей тунгусов, где стоят юрты или зимовья. В пределах речек, от моря (Байкала) к гольцам и обратно, передвигаются летом и осенью тунгусы, проводя зиму главным образом в борах прибрежной полосы. Жизнь тунгуса тесно замкнута между побережьем Байкала и пределами речек и гольцов; в зависимости от необходимости тунгусы переваливают и из реки в реку.

Таким образом, реки или их долины (пади), представляют хозяйственные и бытовые единицы как в промыслово–охотничьем отношении, так и в отношении пастьбы оленей, рыболовства и местожительства,— имеющие определимую, сравнительно с другими реками ценность, в зависимости от протяжения, характера растительности, богатства зверем или рыбой, удобств для пастьбы оленей, зимовий и летних кочевок.

Хозяйственная жизнь Шемагирского рода тесно связана с этими хозяйственными и бытовыми единицами, так как они представляют основной территориальный объект хозяйственной эксплоатации.

Соболиные речки северо–восточного побережья Байкала разделены между отдельными семьями тунгусов. Некоторые семьи пользовались одними и теми же речками с весьма давнего времени. Например, речкой Шангнанды пользовалась семья восьмидесятилетнего тунгуса Павла Черных и этой же речкой пользовались, по его словам, его предки во время перечисления части Киндигирского рода в Шемагирский род, т.е. в 40–х годах прошлого столетия.

Но, в отношении других семей, пользование реками неоднократно перераспределялось по постановлению суглана (общества), в последнее время. По словам тунгуса Власа Семушева, отец его пользовался речкой Кабаньей, о чем сохранилось свидетельство и в актах 50–х годов прошлого столетия архива родового управления; затем Семушев, по постановлению суглана, был наделен р. Малой Черемшаной, которой он пользовался некоторое время, но, вследствие малой добычливости этой реки в промысловом отношении, потребовал от суглана лучшую реку — Большую Черемшану, этой рекой он пользовался и во время работ экспедиции. Перераспределение рек чаще всего было связано с изменением семейного положения, смертью владельца, выделением сына в отдельного домохозяина и т.д.

Одной и той же речкой предоставлялось пользоваться нескольким домохозяевам или же речка находилась в исключительном пользовании одной семьи. Р. Шангнанды пользовались семьи тунгусов Павла Черных и Захара Цивилева. Взрослый сын Павла Черных, пользовавшийся раньше вместе с ним одной речкой, в 1914 г. пользовался р. Амнундаканом. Р. Урбыкан до 1914 г. находилась в исключительном пользовании семьи Александра Малыгина. Семья Парасковьи Колмаковой лишь в 1912 г. была наделена р. Ширильды¹⁷⁵⁾. Р. Таркуликом пользовались, кроме семьи Василия Черных, семья его брата и тетка. Пользование одной и тою же рекой, как мы видим, в некоторых случаях происходит независимо от кровной связи пользующихся домохозяев, в других случаях, может быть, играют какую–то роль родственные отношения; наследственной преемственности в пользовании одной и той же речкой уже тоже почти что не наблюдается, прямые указания на такую преемственность имеются лишь в отдельных случаях, относительно рр. Шангнанды и Таркулика.

Современный порядок использования территории Шемагирским родом и отдельными его представителями сложился под влиянием ряда условий.

Малочисленный род, насчитывавший в 1914 г. всего 11 домохозяев и 16 взрослых охотников, не был в состоянии использовать личным трудом своих сочленов все соболиные реки для промысла; при распределении рек между членами рода оставались еще свободные соболиные реки; эти реки эксплоатировались обществом тунгусов путем отдачи их в аренду посторонним лицам и составляли общественные оброчные статьи, а доходы от аренды представляли общественную собственность¹⁷⁶⁾. Порядок использования соболиного промысла в реках, назначенных отдельным семьям тунгусов, находился в зависимости от того, пользовалась ли семья общественными средствами, в виде припасов из общественного магазина. Если семья пользуется припасами, то река отдается по общественному приговору в аренду, с согласия владельца и обычно с правом личного промысла хозяина тунгуса. Если семья тунгуса припасами из общественного магазина не пользуется, то река эксплоатируется по усмотрению владельца лично, или он отдает в аренду посторонним то число ружей в реке, которым он по постановлению суглана пользуется¹⁷⁷⁾. Рыболовные статьи с давних пор составляли общественное достояние и, по–видимому, представляли объект, на котором развился и упрочился принцип аренды родовых земель.

Таким образом, в отношении соболиного промысла часть территории находилась в общем нераздельном пользовании (общественные оброчные статьи), часть состояла в пользовании индивидуальном, в другой части комбинировался принцип общего и личного (индивидуального) пользования.

Что касается использования принадлежащего обществу дохода от сдаваемых в аренду статей, то на эти средства приобретались припасы в общественный магазин, выдавалась обычная единовременная ссуда в течение года, уплачивался ясак и покрывались общественные расходы по содержанию родового управления, церковным нуждам и т.д. Излишек доходов обращался в общественный капитал. Распределение припасов и ссуды между тунгусами было основано на паевом начале; каждый тунгус в возрасте от 18 лет имел право на полный пай, несовершеннолетние в возрасте от 12 до 18 лет получали половину пая. Размеры душевого потребления припасов и ссуды устанавливались сугланом.

Все тунгусы Подлеморско–Шемагирского рода жили зимой в зимовьях, плохо построенных избах, причем некоторая часть жила в зимовьях и летом и зимою (в Сосновке).

В Сосновке зимовья были расположены на некотором расстоянии друг от друга, образуя селение, строились на свободных местах и никакого деления земли на усадебные участки не существовало. Тунгусы, живущие зимой в принадлежащих им реках, строили зимовья в местностях по своему желанию. Зимовья расположены в борах, в полосе ближайшей к Байкалу, причем большое значение имеет пригодность окрестностей для выпаса оленей; в промыслово–охотничьем отношении эти местности особого значения не имеют. Места под зимовья выбираются на праве захвата или по соглашению с другими членами рода. Летом тунгусы переселяются в юрты и имеющие оленей откочевывают с мест зимовки или подальше в боры, или в гольцы.

Многие кочуют в принадлежащих им реках.

Но, просматривая таблицы записей мест кочевок тунгусов, убеждаемся в том, что тунгусы из своих рек перекочевывают в чужие или свободные реки, т.е. вследствие избытка территории и небольшого количества оленей, пользование территорией как пастбищем было почти свободно и, если регулировалось, то не исключительным правом владения рекой, но путем соглашения между тунгусами.

Тоже надо сказать и относительно промысла тарбагана; тарбагануют осенью в своих и в чужих реках артелями по соглашению.

Ходят артелями промышлять (тарбагана, дикого оленя и др. зверей) в свободные реки, причем здесь никакого вопроса о праве не возникает, дело лишь в инициативе той или иной группы охотников.

Затем надо упомянуть о пользовании территорией и промыслом со стороны тунгусов других родов. Некоторые тунгусы Верхне–Ангарского Чильчагирского рода кочуют летом с оленями в северной части участка Шемагирцев, приходят летом в Сосновку и промышляют совместно с Шемагирцами тарбаганов. Иногда поселяются на зиму в реках и строят зимовья. Все это происходит на основе соглашения и отчасти родственных отношений между отдельными представителями этих родов. Исключение составляет лишь область соболиного промысла, где вторжение посторонних рассматривается как нарушение территориальных прав общества, причем тунгусы неоднократно обращались к властям для ограждения от хищников, в тех случаях, когда в северной части их земель промышляли Нижне–Ангарские тунгусы или русские хищники. В последнем случае ценность промысла и его рентная доходность исключала не только вольное пользование со стороны посторонних обществ, но и возможность добровольного соглашения. Тогда как широкие пределы свободы использования территории в других отношениях не только членами рода, но и посторонними, являлись следствием обширности земельных владений, малочисленности рода и наличности свободных земель без рентной доходности.

Я считал необходимым осветить порядок вещей в области землепользования Шемагирского рода и на основании жизненных фактов, так как, рассматриваемый исключительно с точки зрения официальных актов, он приобретает характер не свойственной ему исключительности, тогда как в действительности он в значительной мере гибок и эластичен, так как в общественной и хозяйственной жизни тунгусов мы встречаемся во многих случаях не только с тем, что можно назвать обычным правом или обычаем, но нередко просто с отражением свободных желаний отдельных лиц или групп и случайным настроением и решением суглана, под влиянием тех или иных обстоятельств.

Это необходимо иметь в виду при оценке изложенного.

Источник: Верхнеудинск–Ленинград, Издание Госплана БМАССР, 1926 г.