Неземледельческие промыслы в Тункинском крае

На добычу белки, соболя и проч. зверей тункинский охотник смотрит как на известный заработок; он знает заранее, сколько приблизительно в месяц можно убить белок, соболей: один год немного больше, другой немного меньше — и только. Всякий понимает, что как бы ни «фартило», больше 20–30 руб. в месяц не заработаешь. Совсем другое дело — охота на изюбря или «зверя» (морала). Здесь если «пофартит», сразу заполучишь за рога руб. 300–400, не считая мяса и кожи. А если убьешь двух «зверей», тут уж нет предела фантазии.

«Зверь» для тункинскаго охотника — это своего рода лотерея: всякий охотник ежегодно надеется убить самого большого изюбра, а в действительности большинство в продолжении всей своей жизни не убьют даже молодаго, рога котораго стоили бы не 300, а хотя бы 30 руб.

Убивают маралов так редко потому, что, во–первых, их сравнительно немного и, во–вторых, что самое главное, марал осторожен и чуток, как ни одно, кажется, животное: он версты за две слышит охотника, особенно если ветер дует по направлению к животному.

Охотятся на изюбря, «зверуют» в конце весны и в начале лета небольшими артелями, в 2–4 человека, на заранее устроенных «солонцах». Для «солонцов» избирают на «проходах» (тропах изюбря) небольшую полянку, на которой утаптывают в землю около одного пуда соли, а чтобы соль подольше продержалась, сыпят ее иногда в дыры, пробитыя колом в земле. Приготовив солонцы на новом месте, охотники или уезжают домой, или едут «зверовать» на другие, чтобы дать время изюбрю привыкнуть к новым солонцам.

У каждой артели есть по нескольку таких солонцов, подновляемых после каждой охоты. Для подновления солонцов достаточно 10–15 фунт. соли. Каждый член артели может составить новую артель и охотиться на старых солонцах. Ток от солонцов устраивается по крайней мере в верстах 2–х, иначе «зверь» услышит охотников и не пойдет на солонцы. Лизать соль на солонцы изюбрь ходит только ночью; вот тогда–то охотники его караулят, но если он несколько ночей подряд не приходит, то, чтобы понапрасно не терять время, одного оставляют караулить, а прочие уезжают домой. Затем через несколько дней приезжает другой на смену, а оставшийся уезжает. Одним ли или всеми охотниками убит зверь, он принадлежит всей артели, а не убившему.

15–20 русских артелей, охотящихся ежегодно на изюбря, убивают всего 5–6, да и то небольших, как менее осторожных экземпляров. Русские «зверуют» только вышеописанным способом; буряты, напротив, предпочитают «ибогалачить». Около Петрова дня изюбрь идет на «отстой», т.е. убегает от мошки и оводов на вершины гор и стоит подолгу в воде, в горных речках, тогда его тоже по ночам «караулят» и иногда убивают.

Жидкость, заключающаяся в рогах изюбря, как известно, употребляется в Китае в качестве возбуждающаго средства, вследствие чего ценится весьма дорого. Рога у нас продаются по весу по 7–8 руб. за фунт, если марал убит в мае; летние рога уже дешевле, ибо содержат меньше жидкости. За рога, весом в 1 пуд, платят около 300 руб., но изюбря с такими рогами удается убить раз в 5–ть лет. Чаще всего добывают рога, ценою от 30–80 руб. Кроме рогов, со взрослаго изюбря получается до 8 пуд. мяса (по 2 р. за пуд) и кожа в 4 руб.

Лет 10–ть тому назад, несколько человек русских и бурят стали стрихнином отравлять лисиц и волков. Отравляют только зимою, разбрасывая в лесу, по снегу, «помет» — восковые шарики с стрихнином, покрытые сверху жиром. На волков в шарики кладут одну восьмую золотника, на лисиц одну двенадцатую стрихнину. Около всякаго шарика с ядом, кругом разбрасывают кусочки сала, чтобы лучше обмануть зверя. Разбросавши «помет» в нескольких местах, промышленники уезжают домой, а дня через два осматривают и, если есть, подбирают мертвых животных. Отравлением, как и вообще всякой охотой, занимаются небольшими артелями.

Кроме волков и простых лисиц, иногда удается отравить чернобурую лисицу, мех которой ценится чрезвычайно дорого. Но чернобурая лисица в высшей степени осторожна и хитра: бывали примеры, что даже обыкновенная лисица, съевши кругом все кусочки сала, оставляла шарик с ядом нетронутым, а про чернобурую и говорить нечего. Раз только две молоденькия чернобурыя лисицы были найдены отравленными; шкурки их проданы по 9 руб.; красной лисицы шкурка стоит у нас 3–4 руб.

На кабанов охотятся только буряты; русские, если убивают, то всегда только при неожиданной встрече. Буряты или «ибогалачут» кабанов, или ловят в ямы, вырытыя на кабаньих тропах и прикрытые сверху ветками. Иногда на дно ям укрепляют железную палку, острым концом вверх; кабан, падая в такую яму, прокалывает себе бок или брюхо и вскоре издыхает. Последняго рода ямы делаются в таком случае, когда оне находятся далеко от улусов; часто осматривать их неудобно, пойманный кабан, без пищи, может совершенно исхудать. Взрослый кабан весит около 8 пудов; мясо или съедают сами буряты, или продают в Тунке по 1¹/₂–2 р. за пуд.

На тетеревей и рябчиков хотя у нас охотятся и даже возят в Иркутск продавать, где цены на них довольно высоки, но этого рода охота, по незначительности количества добываемой дичи, не имеет серьезнаго значения наряду с другими промыслами.

После зверинаго промысла, самым важным в нашем крае нужно считать рыбный, дающий возможность тункинскому крестьянину разнообразить свою пищу, а нередко и заработать несколько рублей. В небольшом количестве, для собственнаго потребления, рыбу ловят в «заездках» «мордами», «корытами» и «фителями».

Заездки — это небольшия, сажени 2 длиною, плотины из прутьев, с отверстиями под водою, в которыя прикрепляют или «морды» — плетеные из прутьев конусы, длиною в полсажени, с узкими посредине отверстиями; или «фители» — вязанные из ниток и натянутые на обручи мешки, длиною около 2 саж., иногда еще с крылышками по бокам; или, наконец, ставят немного выше уровня воды «корыта», в которыя вода выбрасывает рыбу. Заездки ставят как поодиночке, так и небольшими артелями.

Сетями в озерах или в реке Иркут ловят только артелями, состоящими из 3–6 человек. На озерах ловля происходит три раза в год: в мае, июле и сентябре. Каждый член артели должен свезти на своей лошади к озеру небольшую лодку и сеть, длиною от 12 до 20 алданов, стомостью у нас 10–20 руб.

Так как при рыбной ловле работа очень тяжела и постоянно приходится быть в мокром платье и, следовательно, мерзнуть, то, кроме обычных харчей, артель берет от 2–х до 5–ти бутылок вина на человека. Приехав к озеру, рыбаки, при первом чае, угощают друг друга своими харчами, а затем или каждый ест свое, или ежедневно по очереди кормит всю артель, рыба же, употребляемая в пищу, всегда артельная.

Работа начинается с восходом солнца установкой от одного берега озера до другаго полукругом всех сетей; с одной стороны полукруга остается открытое пространство, по которому один из рыбаков ездит взад и вперед, чтобы не пропустить рыбы, остальные тоже на лодках подгоняют рыбу в сети. Иногда одну сеть оставляют в запасе, чтобы впоследствии закинуть ее внутри полукруга, образуемаго сетями; в эту сеть попадает рыба, возвращающаяся назад, к берегу.

Пойманную рыбу делят ежедневно или через день поровну между всеми членами артели, не обращая внимания на длину сетей. Большая артель (6–8 чел.) берет одного человека без лодки и сети, «караулить ток»; за это ему выделяет половину «пайка», т.е. половину причитающейся на долю каждаго рыбы.

Через два или три дня, вечером всю рыбу чистят, т.е. вынимают внутренности, потом солят и укладывают в бочонки. На один пуд рыбы идет 2¹/₂ фунта соли, стоимостью у нас 5–8 к.

Рыба, пойманная в сентябре, сохраняется довольно хорошо в продолжение всей зимы, более ранняя дает часто «душок».

В озерах ловится только сорожина (плотва), окунь и щука; лучшую рыбу отправляют в Иркутск, остальную продают на месте по 1 руб. за пуд. За неделю ловли артель добывает по 10–15 пудов рыбы на каждаго рыбака. По разсказам, раньше за то же время налавливали пудов по 20–30; «теперь рыбы стало меньше — выловили».

Буряты постоянно оспаривают право ловли рыбы в озерах на том основании, что почти все рыбныя озера находятся в инородческих дачах. Часто буряты силой стараются прогнать русских рыбаков с озера, но последние, имея на этот случай ружья, всегда остаются победителями.

В Иркуте ловят тоже артелями; кроме щук и окуней, здесь главную роль играет хайрюз и налим — лучшие и более дорогие сорта рыбы в сравнении с первыми. Хайрюз, величиною в четверть, стоит у нас 2 коп., налим продается на фунты, по 4–7 коп. за фунт.

Крестьяне селения Култука, живущие у самого Байкала, кроме рыбной ловли (омули) также артелями, по 6 человек, занимаются еще добычей нерпы. Весною, когда лед на Байкале даст трещины, нерпа «продувает дыры» и выходит наверх. Вот тогда–то ее и бьют следующим образом. Промышленник, чтобы иметь возможность поближе подойти к нерпе, толкает перед собой небольшия санки с белым парусом, закрывающим его. Нерпа добывается собственно для жиру, котораго у взрослой, по разсказам охотников, бывает до 7 пудов.

Сидкою смолы и дегтю ежегодно в Тунке занимается человек 50. Раньше, когда леса еще не были так истреблены, ямы для сидки копали вблизи селений, теперь же для сидки смолы ездят верст за 10, и для «половика» (деготь пополам со смолою) верст за 20, где еще остался березовый лес.

Смолу и половик сидят почти всегда артелями, 3–4 человека, в апреле, до начала полевых работ и немногие в сентябре, по окончании уборки хлеба. На среднюю яму, саж. 2 в диаметре, необходимо около 10 возов «смолья» — небольших сосновых поленец, длиною около полуаршина. Дно ямы плотно закрывают лиственничной корою, чтобы смола не проникала в землю; посредине, на кору, ставят «сноп» — связку длинных полен — вокруг котораго «садят» смолье. Наполнивши таким образом всю яму смольем, сверху зажигают, и, когда разгорится, засыпают конским назьмом, иначе смолье сгорит все сразу.

Из одной ямы получается около 60 ведер смолы, а на одного человека около 20 за двухнедельный труд. Вся добываемая смола и половик частью продаются на месте для смазки колес и смоления лодок, частью для той же цели продают в селе Култуке, где вследствие развития рыбнаго и извознаго промысла, существует большой спрос на деготь и смолу. Смола и половик продается на ведра, по 50–60 к. за ведро первой и по 90 к.–1 р. второго; такия же приблизительно цены и в Култуке.

Ореховым промыслом, также как охотой, занимается чуть ли не половина всего населения края, но за исключением с. Култука, он почти не служит источником заработка для крестьян: в большинстве случаев собранные орехи в продажу не идут. Кедровые орехи служат любимейшим и самым доступным лакомством для нашей молодежи; по праздникам и на вечерках девушки и бабы обязательно или серу жуют, или орехи щелкают.

Осенью, после уборки хлеба и даже во время уборки, в ненастье, всякий хотя на один день — «обыденком» — спешит поехать за орехами: благо недалеко, всего каких–нибудь верст 10—12 от села. Собирают орехи и артельно, по 3–4 человека, и поодиночке, в продолжение не более двух–трех дней.

Так как кедры растут преимущественно на вершинах гор, где никаких дорог нет, то телеги оставляют у подошвы горы, а на гору едут уже верхом. Чем орехи спелее, тем легче шишки опадают с дерева, достаточно раза два стукнуть колотушкой по стволу, и все шишки попадают на землю. Если же орехи не спелы или ствол дерева толст (больше четверти в диаметре), то бьют по стволу сильно и долго «колотом» — большим деревянным молотом.

Один человек в день может набить около 2 мешков шишек, которыя перед возвращением домой чистят, т.е. отделяют орехи от шишек. Для этого из кедроваго дерева делают «терку» — длинную доску с зазубринами; на нее кладут 3–4 шишки и трут небольшой березовой дощечкой. После того орехи просевают через сито, сделанное тут же, в лесу, из березовой коры, в которой четырехугольныя дырки прорезают обыкновенным ножом. Наконец, орехи провевают и сушат на солнце или же дома на печке. Из 1 мешка шишек выходит около одного пуда очищенных орехов. Вывозить орехи на вьючных лошадях весьма затруднительно, почему иногда их оставляют у берегов горных речек, по которым зимой по льду вывозят на санях.

В день один человек может собрать и очистить около 1–го пуда орехов. Продают орехи в местныя лавки, по 80 к.–2 р. за пуд, смотря по урожаю.

Урожаи орехов чередуются с неурожаями, иногда даже их совсем не бывает. В селе Култуке собирают орехи целыми семьями, в продолжение одной или двух недель, и продают по очень высоким ценам в Иркутске. В том же селе осенью занимаются собиранием брусники. Некоторыя семьи набирают ведер по 100; ягоды тоже продают в Иркутске. Жители другого селения, Шимкинскаго, расположеннаго в противоположном конце нашей долины, собирают зимою облепиху, часть которой продают в Иркутске, у нас ведро облепихи стоит 40–60 к.

Кроме вышеописанных местных промыслов, можно указать еще на существование у нас двух–трех отхожих: торговлю с Монголией, наем на пароходы и для рыбной ловли на оз. Байкале и, специально для казаков, службу на приисках казаками.

Торговлей в Монголии занимается человек до полутораста; одни в качестве наемных рабочих у крупных скототорговцев, другие самостоятельно ведут меновой торг. Последние ездят в Монголию весной, летом и осенью на 2–х или 3–х вьючных лошадях. Торговля производится на бракованный, испорченный, красный и мелочной товар, взамен коего торговец получает от монголов продукты скотоводства: масло, шерсть и иногда мелкий скот. Товару каждый торговец берет с собой на несколько десятков рублей и торгует недолго — неделю или две. В большинстве случаев этот промысел дает очень хороший заработок: рублей 30–50 в месяц.

Рабочие у скототорговцев нанимаются в марте по октябрь за 20 рублей в месяц с верховою лошадью. Харчи на дорогу в Монголию рабочий должен иметь свои, а затем уже во все время пребывания в Монголии и на обратном пути — хозяйские.

Труд рабочаго у скототорговцев чрезвычайно тяжел; целый день он должен верхом на лошади сторожить многочисленное стадо баранов и крупнаго скота, а спать всегда под открытым небом, несмотря на сильныя стужи и холодные ветры. На несколько человек рабочих полагается один «доверенный» из опытных, бывалых много раз в Монголии рабочих. Он за счет хозяина ведет торговлю, т.е. меняет русский товар на монгольский скот. Доверенные получают двойное против простых рабочих жалованье. В качестве рабочих некоторые скототорговцы кроме русских нанимают также бурят.

На Байкале, или, как у нас говорят, на море, ежегодно нанимается человек до 50, с апреля месяца на полгода, рублей по 15 в месяц на хозяйских харчах. Нанимают каждаго рабочаго отдельно; некоторым дают еще зимою рублей около 30 задатку. На пароходах, а особенно при рыбной ловле труд тяжелее и неприятнее, чем в Монголии, поэтому нанимаются туда неохотно, ради крайней нужды.

Рабочими на прииска, за исключением разве 2–3 человек, никто у нас не уходит. На витимские и олекминские прииска идут только казаки в льготное от действительной службы время. Служат они по найму от золотопромышленников, для охраны добываемаго золота, преследования спиртоносов и водворения порядка среди приисковых рабочих. Жалованья, на всем готовом содержании, казаки получают по 25 руб. в месяц,— но служат они на приисках не ради жалованья.

О приисках чуть ли не с пеленок мечтает каждый казак. И, действительно, в один год многие казаки на приисках наживают по тысяче и более рублей, смотря по ловкости и неразборчивости в средствах наживы.

Нажить большия деньги на приисках не трудно: стоит только войти в соглашение с рабочими и вместе с ними красть золото, или за большия взятки дозволять спиртоносам тайную продажу вина или, наконец, самим продавать водку рабочим по баснословно высоким ценам.

Многие, чтобы только остаться на приисках, нанимают за себя на службу льготных казаков, платя им рублей по 300–500 в год. Но известно, что без труда нажитыя деньги не долго держатся. Из всех служащих на приисках, может быть, один или два, после нескольких лет, приносит домой 2–3 тысячи рублей, остальные, прислав семьям раза два в год рублей 20–50, возвращаются без копейки, а нередко и совершенными оборвышами: все уходит на самое безшабашное пьянство и разврат.

Большинство, прослуживши на приисках несколько лет и давши зарок больше никогда туда не идти, принимаются приводить в порядок разстроенное за время своего отсутствия хозяйство.

Немало казаков теряют на приисках не только здоровье и деньги, но нередко и жизнь: ежегодно получаются известия об убийстве на приисках того или другого казака спиртоносами, рабочими, или просто в драке при возвращении домой. Вообще этот промысел, если его можно назвать промыслом, в результате только развращает казаков, приучая их к праздной и разгульной жизни.

Из всего нами сказаннаго о неземледельческих промыслах нашего края видно, что промыслы эти, отличаясь разнообразием и не требуя для занятий ими ни специальных знаний, ни дорого стоющих орудий производства, дают возможность любому крестьянину или инородцу, в свободное от сельско–хозяйственных работ время, заработать десяток–другой рублей. Остается только пожалеть, что вследствие неразумнаго пользования дарами природы, некоторые из этих промыслов, как, например, звериный и рыбный неминуемо должны с каждым годом сокращаться.

Автор: С.Ю.

Источник: «Восточное обозрение» № 34, 18 августа 1891 г.