Море или озеро Байкал

Качество вод; исток Ангары; состояние населенности по берегам; произведения Байкала; глубина его вод; господствующие ветры; состояние судоходства

Вода в Байкале пресная, прозрачная и холодная, издали кажется густого лазоревого цвета. На глубине 6 или 7 сажен видны на дне камни. Температура воды, среди лета, на глубине двух сажен равна +4°, и теплее этого никогда не бывает; следовательно, ветер с Байкала был бы всегда холоден, если бы не удерживался окружающими озеро горами; но и при всем том, хлеб по берегам не родится, и только на расстоянии двух или трех верст от озера начинаются уже пашни. Вода свойства преимущественно известкового. В июле месяце около берегов показываются волокнистые слизистые растения (conferves); тогда говорят: «море цветет». Однако ж вода при этом не портится и воздух не наполняется неприятным запахом, как утверждают некоторые.

Прилива и отлива здесь нет, да и быть не может; только подле берегов появляется иногда течение то в ту, то в другую сторону. В 1818 году замечено было особенное возвышение воды, более чем на сажень, без всякой видимой причины. За пять верст от жерла реки Ангары начинается слабое течение, увеличивающееся по мере приближения к реке: народ называет это течение «поносом». Исток Ангары из Байкала представляет картину, достойную кисти Айвазовского: напором воды вырвало слабое место из горы; открылся путь, и все легкое увлечено стремлением воды: остались только гранитные валуны, то выглядывающие из реки, то покрытые легким слоем текущей воды. Эта гряда лежит поперек Ангары с одного берега на другой, и Байкал переливается через нее, как через край полной чаши. Почти на средине реки грозно возвышается огромный камень: он называется «Шаманским» — не потому, чтобы Шаманы отправляли на нем свое служение, а потому что в Сибири все необыкновенное называется Шаманским. В этом виноваты буряты, здешние аборигены; без того, чтобы не поклониться, не проедут они ни мимо огромной сосны, ни мимо кедра, или камня, отдельно стоящих.

В пороге двое ворот для прохода судов. Первый, в шести саженях от правого берега Ангары, называется Береговым, и глубиной в полтора аршина. В десяти саженях далее — другой проход, называемый Ангарским; тут глубина более двух аршин.

В трех верстах ниже порога река образует как бы залив и тут Никольская пристань. Деревянная церковь и несколько домов составляют селение. Здесь разгружают суда для прохода сквозь пороги; тяжести везут до Лиственичной станции, стоящей уже на берегу Байкала за порогами, и опять сносят на суда. Быстрота реки между порогом и Никольской пристанью превышает вероятие; однако ж суда тянутся вверх людьми при помощи двух или трех лошадей; крутой берег весь изрезан бичевой: в твердой глинистой почве долго сохраняются эти разрезы и приводят в недоумение ученого наблюдателя природы.

Берега Байкала пустынны и безжизненны: скучны для человека общежительного, но клад для живописца и мизантропа. Только в юго–западном углу моря стоит порядочное селение Култук, оживляемое в глубокую осень приходом обозов из Кяхты и обратно. В двухстах верстах от него, близь Прорвы, возвышается Посольский монастырь, так названный, потому что на этом месте убит бурятами посол наш Забороцкий. Подле церкви небольшое селение. Далее весь берег кругом Байкала совершенно пуст. Правда, на устьях некоторых речек стоят зимовья, или одинокие дома, в которых летом живут рыбаки; но зимой в этих убежищах воет ветер. Сколько в Сибири простора для помещения излишков сгустившегося народонаселения Европы и южной Азии!

Байкал можно назвать рыбным магазином южной Сибири, источником народного продовольствия во время постов. Главнейшая рыба в нем омуль; затем следуют осетры, таймени, харьюзы, сиги, окуни, ленки, налимы, щуки, язи, сороги и, наконец, голомянка. Из морских животных водятся только тюлени, по–местному нерпа.

Омуль (Salmo migratorius, Omul) принадлежит исключительно одному Байкалу; есть омуль и в Ледовитом Море, но он вдвое больше байкальского, а здешние величиной меньше полуаршина, весом до трех фунтов. В конце августа месяца омули идут из моря в реки Селенгу, Баргузин и Верхнюю Ангару, подобно сельдям, для метания икры. В это время собираются промышленники в некотором расстоянии от устья реки и ловят их неводами. Случалось, что из одной тони вынимали до 150 000 штук. Пойманных омулей кладут в бочки по тысяче и по полутора, и потом солят. Байкал доставляет в хороший год до 14 000 000 штук омулей; они развозятся по всей губернии, и поступают отчасти и в Енисейскую.

Харьюзы ловятся везде по берегам Байкала и по рекам и речкам в него впадающим; они не годятся для соления, и потребляются тотчас после улова, или развозятся зимой мерзлые. Ежегодный промысел их простирается до 100 000 штук.

Огромные осетры ловятся преимущественно около устьев реки Селенги и по всей этой реке до китайской границы. В Байкале ловят их неводами, а в Селенге сетями и огромными вершами. О вкусе этой рыбы могут иметь понятие только те, которые употребляли ее на месте. Осетров добывают в год до 25 000 пудов.

 

Лов сигов незначителен: в продажу поступает их всего до 500 пудов.

Тайменей, налимов, щук, окуней и ленков поступает в продажу до 2500 пудов. Весь улов потребляется, по большей части, обывателями.

Байкал имеет рыбку, исключительно ему принадлежащую: это «голомянка» (Galionimus Baikalensis), уродливое создание, похожее на летучую рыбу. Длиной бывает она немного больше четверти аршина, и имеет длинные плавательные перья. Живую ее никто не видал; но иногда летом, после продолжительных бурь, выкидывает ее мертвую на берег в ужасном множестве. Она состоит из головных и становой кости, облитых жиром.

Тюлени (нерпа) водятся по всему пространству моря. Цвет шерсти у них черно–желтый. Стреляют их из ружей зимой, когда они выходят из щелей на лед подышать воздухом и соснуть. Впрочем, промысел этот весьма не важен.

В Байкале нет раковин, но есть животно–растение собственно ему принадлежащее: по камням на дне озера растет особенного рода коралл, называемый здесь «морской губкой» (Spongia Baikalensis). Наружным видом он совершенно походит на ветвистый коралл: цветом серо–желтоватый, ноздреват, в воде мягок, на воздухе же высыхает и становится жестким, Иркутские серебряники полируют им металлы; более никакого употребления из него не бывает.

В проливе между островом Ольхоном и матерой землей плавают моллюски. Это шарики величиной в грецкий орех, зелено–грязного цвета, с густой влагой внутри, в которой помещается ядро.

Около устьев реки Селенги выкидывает на берег черный железный песок, содержащий в пуде до 30 фунтов железа. Тут же достают красный песок, состоящий из весьма мелких кристаллов венисы, а может быть и рубинов. Тот и другой употребляется для засыпания чернил.

Глубина Байкала не измерена определительно. Случайные опыты, произведенные в некоторых местах, показали, что с противного берега, от Посольского монастыря, озеро углубляется постепенно, а под здешним берегом лежат неизмеримые бездны. На той стороне останавливаются суда в двух верстах от берега, выпуская 80 сажен каната; в пятнадцати верстах веревка во 100 сажен не доставала уже до дна. На здешней же стороне, в пяти верстах от Кадильной станции, опускали с судна веревку с десятипудовым верпом на 1000 сажен, и веревка висла перпендикулярно под носом судна. Против станции Голоустной, в ста саженях от берега, провалился сквозь лед колокол; глубина моря оказалась во 100 сажен. Против станции Лиственичной глубина увеличивается постепенно, и на девятой сажени от берега вдруг открывается обрыв в 80 сажен глубиной; из лодки видно как дно морское опускается утесом в бездну.

Вот все, что нам известно о глубине Байкала. Измерения производились людьми, не знавшими дела; им и в голову не приходило, что веревка с малой тяжестью идет в воду перпендикулярно только на 70 сажен, а потом будет стлаться зигзагами, поддерживая собой привязанную к ней тяжесть. Измерение Байкала можно бы с успехом произвести зимой, когда озеро покрыто льдом; но где тот любопытный, который бы решился жертвовать деньгами для удовлетворения одного любопытства? В Сибири нет богатых англичан–чудаков, а Правительство не имеет надобности знать, глубок ли Байкал. Таким образом, глубина озера остается недоведанной; правда, на некоторых картах смело означено дно озера, но это не более как удальство воображения.

Некоторые утверждают, что против речек Голоустной и Половинной, на глубине шести сажен, видны на дне Байкала провалившиеся горы с деревьями и кустарниками.

Ветры на Байкале имеют свои названия, которые доказывают, что первые мореплаватели были здесь архангелогородцы. Северный ветер называется «сивер», южный — «полуденник», западный — «култук», восточный — «восток», северо–восточный — «баргузин», юго–восточный — «шалоник», юго–западный — «глубник», северо–западный — «гора». Попутный ветер называется «обетон». Култук, баргузин и гора, суть ветры господствующие. Гора — ветер сильный, порывистый и опасный; он нередко сопровождается громом, дождем и шквалами; рвет паруса, опрокидывает суда, срывает их с якорей, заливает лодки тяжело нагруженные. Напротив того баргузин — ветер умеренный, дует всегда при ясной погоде. Но если несколько дней сряду продолжается баргузин, то редко дело обойдется без горы. Плывущие от Посольского монастыря на здешнюю сторону, если увидят на горах облака, тотчас опускают паруса и ждут противного ветра. Впереди море зачернеет, настанет глубокая тишина, и вдруг пахнет, как из погреба, холодом, и волны приблизятся высокими грядами. Тогда поворачивают судно назад и качаются на якоре близ берега, иногда сутки, двое; бывает, что лодки и купеческие суда выкидывает на берег. Лавирования и дрейфования здесь не знают. Вообще редко удается переплыть через Байкал благополучно: случается иногда раза три возвращаться к берегу, от которого поплыли.

Через Байкал плавают в дощаниках или в лодках.

Дощаник есть плоскодонное судно с палубой и одной мачтой с огромным парусом, поднимающее до 10 000 пудов: на них перевозят купеческие товары и, случайно, пассажиров.

Лодка имеет конструкцию обыкновенной лодки, но борта возвышенные; при попутном ветре идет она на парусе, а в штиль на веслах. В лодках плавают в какой угодно ветер, лишь бы он был попутный; не встречалось примера, чтобы лодка утонула: вся беда, что ее выбросит на берег и все перемочит.

Прежде были здесь казенные транспорты; они перевозили обыкновенно путешественников, едущих по подорожным, и преступников, следующих в Нерчинские горные заводы и на поселение в Забайкальский край: теперь они уничтожены, по оказавшейся ненадобности. Правильная постройка и вооружение этих судов научили здешних природных мореходов многому.

Через Байкал плавают все лето до глубокой осени, когда носящиеся льды сделают переезд вовсе невозможным. В прежние времена удачная переправа через Байкал считалась благополучием. На путешественника налагались некоторые условия; например: не называть Байкала озером, не отзываться о нем презрительно, не произносить бранных слов, и тому подобное. И в самом деле, без явного содействия Провидения, переправа не могла быть удачной. Дощаники строились мужиками, не имевшими никакого понятия о корабельной архитектуре; все гвозди и укрепления были деревянные; огромный парус при подъеме и спуске требовал больших сил; матросы были люди трусливые и суеверные, не привыкшие к делу; хозяин заботился только о своих выгодах, а в остальном полагался на милость Божью. При умеренном ветре судно входило или в Прорву, или в устье Селенги; но в бурю не смело пускаться в гавань: извилистый вход угрожал судну, управляемому тяжелым рулем, неизбежной опасностью сесть на мель. Судно кидало якорь верстах в двух от берега. Хорошо, если качка была умеренная; при сильном же ветре судно растягивало, открывались пазы, и вода лилась в дощаник со всех сторон: тогда отрубали якорь, поднимали парус и пускались прямо на берег, к счастью песчаный. Осенью бедствие было еще ужаснее: вода, заплескиваясь на судно, замерзала и увеличивала груз. Тогда пускались в «мятик», то есть в лед, переломанный волнами и прибитый к берегу. Судно погружалось в эту кашу, и, с наступлением тишины, замерзало в ней. Каждую осень при сильном северо–западном ветре гибли суда преимущественно на той стороне озера. Кресты, водруженные во многих местах по берегу, обличают претерпенные здесь бедствия. Больше всего страдали суда, так называемые «свинцовые», то есть те, на которых перевозили свинец, идущий из Нерчинских заводов в Колыванские. Их строили на живую нитку, собственно для одного рейса вниз по Ангаре и Енисею. Хорошо, если на Байкале не встречал их противный ветер.

Еще в половине прошедшего столетия стали заботиться об усовершенствовании судоходства на Байкале. В 1754 году учреждена была в Иркутске Навигацкая Школа для образования штурманов; потом основано было Адмиралтейство с Верфью. Но то и другое уничтожены впоследствии.

Перевоз товаров находился в руках двух или трех купеческих домов иркутских, и приносил им важные выгоды. В течение навигации делали до десяти рейсов: на одном судне перевозили до 10 000 пудов, получая за пуд летом — по 25, осенью — по 65 коп.; таким образом хозяин судна приобретал выгоды от 25 до 30 000 рублей асс. В Иркутске возникло несколько купеческих домов единственно на счет байкальского судоходства, и теперь эта отрасль промышленности находится в хорошем состоянии; но в глубокую осень товары идут сухим путем, кругом Байкала, по горной дороге.

В 1818 году подана была первая мысль учредить на Байкале пароходы; но она осталась неисполненной, по недостатку средств и новости дела в России. В 1824 году мысль о пароходстве предложена была снова, и встретила опять сильное сопротивление: судовщики доказывали, что при непостоянстве ветров пароходы не будут полезны; что волны Байкала имеют особенное свойство опрокидывать суда беспарусные, и т.п. Само собой видно, почему судовщики восстали против пароходства.

Наконец, в 1845 году, мысль учредить на Байкале пароходство нашла исполнителя. Почетный Гражданин Мясников, первый золотопромышленник Восточной Сибири, решился устроить здесь пароход; и 15 сентября 1843 года спущен был на воду бот, а на следующее лето и второй. Все были уверены, что через это устранятся весьма важные неудобства: судоходство будет продолжаться беспрерывно целое лето, несмотря на противные ветры; горная дорога вокруг Байкала нужна будет только для двух зимних месяцев; почта из Иркутска в Кяхту будет поспевать в двое суток и скорее; путешественники не будут жить по неделе на берегу Байкала в ожидании попутного ветра, или носиться по озеру взад и вперед по нескольку дней, не будут переносить мучительной качки, стоя на якоре; рыбаки будут доставлять в Иркутск свежую рыбу, тотчас пойманную, или живую; сообщения между здешним берегом и устьями реки Селенги, Баргузина и Верхней Ангары, где производятся важные рыбные промыслы в августе месяце, будут производиться когда угодно. К сожалению, последствия не оправдали этих ожиданий. Предприниматель худо расчислил подробности байкальского мореплавания: первый пароход его, в 30 сил, шел скоро только при попутном ветре; в штиль едва тащил он свой буксир, а при ветре противном не двигался с места; второй, в 50 сил, действовал успешнее, но все–таки неудовлетворительно. Мясников не пожалел бы сделать пароход и во 100 сил; но смерть этого гражданина положила конец байкальскому пароходству. Желательно, чтоб пример его подействовал на прочих золотопромышленников: выгоды от пароходства столь очевидны, что не требуют доказательств; а золотопромышленникам не мешало бы позаботиться о пользе общей, в уплату за дороговизну съестных припасов в Сибири, происходящую от причин, им весьма известных.

• Н.С. Щукин. Море или озеро Байкал. Часть 1.
• Н.С. Щукин. Море или озеро Байкал. Часть 2.
• Н.С. Щукин. Море или озеро Байкал. Часть 3.

Источник: Журнал Министерства внутренних дел, ч. 23, 1848 г.