С берегов Байкала

Промыслы култучан

Другой главный промысел култучан — звериный. Ловятся преимущественно соболь и белка; но здешний соболь не славится, да и в цене пушнина ныне упала. Гораздо выгоднее охота на изюбря, которого здесь, вероятно, благодаря продолжительному пребыванию Шаца и Полякова, называют настоящим именем. Но охота на изюбря, как и всякая другая, сопряжена с случайностями. На днях хозяйский сын с работником ездили на изюбря: проездили два дня, видели двоих, а возвратились ни с чем; оба убежали. А вот, как пример удачной охоты, разсказывают следующий случай. Поехали двое на изюбрей. Остановились чайку попить. Один остался у костра, а другой пошел насбирать валежнику, разумеется с ружьем; через минуту оставшийся слышит выстрел, а еще через минуту — другой. Через несколько минут уходивший возвращается и объявляет, что он уже убил двух изюбрей. Осталось только напиться чаю и возвратиться домой с добычей. Поехали потом в город, да за 350 р. рога–то и продали. Такие разсказы, разумеется, поддерживают в людях страсть к охоте.

Но изюбрь — животное пугливое; его надо выследить, да еще и надуть его. Другое дело — медведь. Здешние медведи — какие–то особенные: они смирные. Нам разсказывали, что раз видели медведя, который под самым Култуком пасся вместе с коровами. Наш хозяин тоже говорит, что медведь иногда идет по дороге вместе с лошадьми. Насколько в этих разсказах преобладает охотничья фантазия,— я не знаю; верно только то, что здесь человек нисколько не боится медведя и едва ли, наоборот, не медведь боится человека. Случаев, чтобы медведь затравил человека, здесь не бывало; несколько лет назад был такой случай в Тунке, и то лишь по неосторожности самого охотника. Этот случай такое редкое, историческое событие, что об нем и до сих пор продолжаются оживленные разсказы. Шкуры медвежьи в прошлом году были очень дороги: хорошие продавались в Иркутске по 30–ти руб.; обыкновенная цена им — 10–15 р. На днях охотники разом убили изюбря и медведя; изюбря привезли домой всего, а от медведя только шкуру, жир, печень и лапы; мясо бросили в лесу: тяжело везти, да и к чему оно? А на колбасных в Иркутске им дорого бы за него дали.

Статистики промыслов здесь не ведется, а потому я и не могу сказать, как много промышляется здесь пушнины. Охота за пушным зверем начинается около Покрова и продолжается с месяц; продолжать ее далее не позволяют большие снега в горах.

Существует еще лесной промысел, но он незначителен. Им занимаются только некоторыя состоятельныя семьи, у которых много работников. Лес, главным образом, сплавляется в Иркутск. Очень выгодно было поставлять его туда тотчас после пожара, когда брали его нарасхват. Теперь цена его в Иркутске упала: 3–х и 4–х саженныя бревна, толщиною в 7–9 в. продаются по 1 р. 15 к. Хозяин наш, по–видимому, в минувшую зиму заготовил до 500 лесин; из них 280 он отправил в Иркутск, но когда я это пишу, лес его еще не продан и даже, кажется, не дошел еще до Иркутска (остальныя 200 л., как я уже писал, сданы на мосты). Сплавляется лес по Байкалу и потом по Ангаре; при благоприятных условиях, на сплав его требуется дней шесть. На нынешнее лето, по словам хозяина, култучане приготовили для сплава около полутора тысяч лесин.

А где же, спросите вы, рыбный–то промысел? —Сейчас.— Казалось бы, на берегу такого обширнаго бассейна как Байкал, самым распространенным промыслом должен бы быть именно рыбный. Не тут–то было. В Иркутске нам говорили, что здесь очень трудно и почти невозможно достать мяса, но зато рыбы вдоволь. Говорили потом, что здесь все — только солено: мясо — соленое, рыба — соленая, даже масло — соленое. Вышло наоборот: в свежем мясе мы не встречаем затруднения, а рыбой нас угощают не так часто. Но мы находимся в особых условиях и наш пример — не общее правило. Вообще рыбный промысел здесь очень незначителен. Правда, им занимаются все, или почти все; но занимаются, главным образом, только для собственнаго продовольствия. Притом улов рыбы не всегда бывает хорош; иногда бывают целые неурожайные года. И вообще, как говорят, впадающие в Байкал реки обмелели, и рыба ушла из них.

— Отдали мы, разсказывает хозяин, «каргу»¹⁾ в двенадцать верст, в аренду на шесть лет, по 280 р. в год; он и деньги за три года вперед отдал. Нагнал он на каргу человек 60 рабочих, выстроил себе избушку на берегу — и давай ловить. А рыба, как нарочно, нейдет. Так ни с чем в первый год и уехал. На другое лето тоже привез много рабочих; только помаялся до половины лета, ничего не добыл, да и отправил людей на Баргузин. А там и от карги отказался. Мы хотели было заставить его: ведь контракт, ну, и держи, да раздумали: Бог с тобой! Теперь карга вольная. Казна тоже сдавала в оброк свои ловли, да никто их не взял. Она и рукой махнула: ловите, говорит, кто хочет.

— «Бухарка»²⁾ появилась! Теперь рыба пойдет.

Тотчас началась оживленная деятельность. Спешили окончить починку и осмолку неводов и лодок; берег сильно запах смолой. Принялись наконец и за неводьбу. Мы пошли смотреть первую рыбалку нашего хозяина. Подплыла лодка, спустили в нее невод. Лодка отплыла в море, описала параболу и опять пристала к берегу. Принялись выгружать невод: рыба оказалась мелкая, да и той мало. Вся операция продолжалась не более 25–ти минут. А у соседа, который в тот же или на другой день закидывал невод, ни одной маленькой рыбешки не поймали. Невод нашего хозяина был около 90 сажен. Ездил хозяйский сын с работниками на рыбалку верст за десять. Пробыли два дня на дожде: измокли и «околели»³⁾, а рыбы все–таки привезли немного. Словом, «бухарка» появилась, а рыбы нет как нет.

— «Бухарка» нейдет в море,— объясняет хозяин; оттого и рыбы мало. Вот, как «бухарка» пойдет в море, рыба и примется ловить ее. Она назад, к берегу, а рыба за ней. Тогда ее и лови.

Кроме «бухарки», рыбу приманивают и другими насекомыми: тараканами, муравьями, которых нарочно собирают для этого.

Впрочем, ловля рыбы теперь только еще начинается. Главный промысел бывает около Петрова дня. Нас все соблазняют привальными хайрюзами, которые в это время бывают «вон какие!» Не знаю, удастся ли нам насладиться этою прелестью. Далее по Байкалу лов и в настоящее время идет уже порядочно: из Утулика продано в город уж две лодки рыбы: одна за 45 р., другая — не знаю за сколько. После Петрова дня рыба хотя иногда и идет, но крестьяне заняты сенокосом и потому для рыбалки у них уже не остается времени.

Лучшая из упромышленной рыбы здесь обыкновенно потребляется тотчас же; остальная солится: она частью идет на продовольствие во время зимы, частью отвозится в боченках в Тунку, где променивается на хлеб. В город отсюда рыбу не сплавляют. Вообще рыбный промысел — главное средство продовольствия култучан, но не средства приобретения.

Вот и все, несколько более видные промыслы култучан. Хлебопашество и сенокошение стоит уже на втором плане или даже на третьем; когда нужно жать хлеб, народ идет в лес «по орехи». Земля здесь неудобная для хлебопашества: песок и глина; нужно ее унаваживать. Навоз, по словам писаря, берут у бурят; хозяин утверждает, что этого нет, что ограничиваются собственным: кому верить? Я более склонен верить писарю: хозяин о многом судит по себе, а ведь у него тридцать лошадей, так навозу–то не занимать стать; да и скота в селении вообще немного. Наш хозяин засевает всего восемь десятин: это, по его словам, «немного». Он сеет главным образом ярицу, затем ячмень; рожь озимая здесь вымерзает или ее выдувает ветрами; более нежные хлеба вовсе здесь не родятся. Другие сеют, главным образом, овес и ячмень: они и ярицу находят невыгодным сеять. По словам писаря, хлебом засевается здесь всего около сотни десятин. Если из этого исключить посевы тех хозяев, которые засевают также «понемногу», как и мой,— таких в селе наберется человек пять — то на остальных придется уж действительно немного.

Сено косится здесь только для собственных надобностей и в продажу нейдет, или идет в самом ничтожном количестве.

В огородах садят картофель, капусту, редьку, лук. Эти овощи родятся хорошо. Огурцы здесь садятся, кажется, только в одном доме, и едва ли с успехом.

Скотоводство здесь незначительно и, как я уже говорил, находится далеко не в блестящем состоянии.

Заработков никаких нет. Прежде занимались извозом: возили товары в Кяхту, даже в Ургу; теперь этот промысел отбил пароход на Селенге. Золотых приисков вблизи нет. В последние годы была работа на мостах, но она оканчивается.

Следовало бы подвести итоги всему сказанному; но как это сделать? Нет цифр, а без них точные выводы невозможны. Я могу сказать только, что из общаго дохода населения оно платит разных сборов до 2 т.р., да пропивает (500 в. по 10 р.) 5000 р. Если из валоваго дохода населения исключить эти 7 т.р., да еще ту львиную долю, которую получают люди состоятельные, ведущие свои промыслы, сравнительно, в крупных размерах (лесопромышленники и т.п.), то на долю остальнаго населения едва ли много останется.

Автор: В.

Источник: «Восточное обозрение» № 28, 11 июля 1893 г.